Встал я, гончую окликнул,вывел лучшего коня,рыскал, рыскал по дубраве,спотыкаясь и звеня;и всего-то только видел,что под трефовой листвойжемчуговые подковы,оброненные луной.1917–1922
«Я думаю о ней, о девочке, о дальней…»
Я думаю о ней, о девочке, о дальней,и вижу белую кувшинку на реке,и реющих стрижей, и в сломанной купальне стрекозку на доске.Там, там встречались мы и весело оттудапускались странствовать по шепчущим лесам,где луч в зеленой мгле являл за чудом чудо, блистая по листам.Мы шарили во всех сокровищницах Божьих,мы в ивовом кусте отыскивали с нейто лаковых жучков, то гусениц, похожих на шахматных коней.И ведали мы все тропинки дорогие,и всем березонькам давали имена,и младшую из них мы назвали: Мария святая Белизна.О Боже! Я готов за вечными стенаминеисчислимые страданья восприять,но дай нам, дай нам вновь под теми деревцами хоть миг, да постоять.1917–1922
Перо
Зелененьким юрким внучатамнаказывал леший в бору:«По черным ветвям, по зубчатым,жар-птица порхнет ввечеру;поймайте ее, лешенечки,и клетку из лунных лучейвозьмите у ключницы-ночки,да так, чтоб не видел Кощей.Далече от чащи брусничнойумчите добычу свою,найдете вы домик кирпичныйв заморском, туманном краю.Оставьте ее на пороге:там кроткий изгнанник живет,любил он лесные дорогии вольный зеленый народ».Там дедушка-леший на елишушукал, и вот ввечеру,как струны, стволы зазвенели,и что-то мелькнуло в бору.Маячило, билось, блестело.Заохал, нахохлился дед…Родимые, знать, улетелажар-птица из пестрых тенет.Но утром, как пламя живое,на пыльном пороге моемлежало перо огневоес цветным удлиненным глазком.Ну что ж, и за этот подарок