Смерть

мечтать, лежать с ней рядом — где-нибудь
в Венеции, когда в ночное небо
скользит канал серебряною рябью
и, осторожно, черный гриф гондолы
проходит по лицу луны…

ЭДМОНД:

                                     Да, правда,
в Италии бывал ты, и оттуда
привез…

ГОНВИЛ:

          …жену…

ЭДМОНД:

                       Нет, сказочные смерти,
играющие в полых самоцветах…
Я, Гонвил, жду… Но что же ты так смотришь,
гигантский лоб наморщив? Гонвил, жду я,
ответь же мне! Скорее!

ГОНВИЛ:

                                   Вот беспечный!
Ведь до того, как друга отравлять,
мне нужно взвесить кое-что,  — не правда ль?

ЭДМОНД:

Но мы ведь выше дружбы — и одно
с тобою чтим: стремленье голой мысли…
А! Просветлел… Ну что же?

ГОНВИЛ:

                                         Хорошо,
согласен я, согласен… Но поставлю
условие: ты должен будешь выпить
вот здесь, при мне. Хочу я росчерк смерти
заметить на твоем лице. Сам знаешь,
каков твой друг: он, как пытливый Плиний,
смотреть бы мог в разорванную язву
Везувия{4}, пока бы, вытекая,
гной огненный шипел и наступал…

ЭДМОНД:

Изволь… Но только…

ГОНВИЛ:

                               Или ты боишься,
что свяжут смерть твою со смертью… Стеллы?

ЭДМОНД:

Нет, о тебе я думал. Вот что! Дай мне
чернил, бумаги. Проще будет.

(Пишет.)

                                             Слышишь,
перо скрипит, как будто по листу
гуляет смерть костлявая…

ГОНВИЛ:

                                     Однако!
Ты весел…

ЭДМОНД: