И пусть бегут себе! Но ты поверь: Я дружбою с тобой горжусь теперь! Когда ты лаял на дворе Лейли, В собачьей стае бегал я в пыли. Ты мчался по степи стрелы быстрей, Я был собакой у ее дверей. Когда ты возвещал, что будет гость, Ты получал из рук прекрасных кость, Тебя ласкала лучшая из дев, На шею ожерелие надев. Пусть буду жертвой телу твоему! Пусть гибель от клыков твоих приму! Вот кровь моя, больного сердца дань: Сильней и здоровей, чем прежде, стань! И если снова счастье обретешь И в дом Лейли ты снова будешь вхож, Тогда моей тоске чужим не будь, Тогда меня, страдальца, не забудь, И душу у меня ты отними И положи перед ее дверьми! По улице промчишься, верный страж, И мой привет прохожим передашь. Ты будешь кость на улице глодать — Меня припомнишь: я — кости под стать. Вдруг счастье вздумает тебе помочь: Настанет ночь, тебе не крикнут: «Прочь!» — Ты сразу прекратишь протяжный вой, Положишь тихо подбородок свой На пальцы мягкие передних ног, Положишь морду на ее порог, — Тогда, прошу я, милость мне даруй: Порог любимой тайно поцелуй, Чтобы никто, никто узнать не мог, Что это я поцеловал порог! Пусть позабуду я сиянье дня, Но вырви оба глаза у меня, И на ее дорогу положи, Там, где поставит ногу, положи!» Так мудро говорил он о Лейли, Прохожих эти речи привлекли. Кто знал его — заплакал, пожалев, А кто не знал, дивился, ошалев: Собаку он слезами оросил! И некий добрый человек спросил: «О ты, кто углем был в огне любви! Нет, саламандрою себя зови! Небесными твои дела слывут, И люди ангелом тебя зовут. Из пламени и света существо,
