Дух человека землю облетал, Жемчужной сферой мира заблистал. Кружились хоры звезд в своем кольце, Стал человек алмазом в том кольце. Нет, то кольцо, как блюдо, мне блестит, Где сонм свечей собранье осветит. Душа — в ночи разлуки мне она Свечой среди развалин зажжена; Свечою в хижины несущей свет, Сияньем, пред которым ночи нет. Кругл облик мира. Вечный звон его Несметных четок — славит божество. И мнится пение его кругов Мне словарем, где мириады слов. И вот душа живая, окрылясь, В сады второго неба поднялась. И там она красавицу нашла, Чьи брови — черный лук, а взгляд — стрела. Кольчуга локонов из-под венца Завесой скрыла лунный блеск лица. В ней было двойственное существо — Она и Кравчий, и творец Наво. Хоть вешней юностью она цвела, Старуха ей подругою была. Все были жилы и мослы видны На теле ущербленной той луны. Певец, как врач, свой обнажал ланцет, И плакал он, что в жилах крови нет. Он плакал, крови не добыв из жил, И плачем этим Вечному служил. И в новый круг небес душа пришла, Там, где султанша мудрая жила. Она писала, или — может быть — Жемчужную нанизывала нить. Вся прелесть мира — в образе ее Бесценном, редкостном, как мумиё. Ее вниманье тонкое всегда В любой сосуд вольется, как вода. Ее перо черно, но письмена Блистают. Славит истину она… И дух черту высот перелетел, На некий новый свод перелетел. В ларце сапфирном неба там блистал Перл, что вселенной средоточьем стал. Был свет его в надоблачной тиши, Как свет первоисточника души. Как зеркало, весь мир он отразил, Свет зеркалу луны он подарил; Он ангелом кружит по тверди сей, На крыльях огневеющих лучей.