Не только на лице, в ее душе Следов страданья не было уже. И, с места встав, легка и весела, С ликующим лицом к Бану пошла И так сказала: «Прибыл друг ко мне. Хочу проститься с ним наедине. Часы свиданья быстро пробегут, — Пускай меня хоть раз не стерегут…» И, разрешенье получив, она К себе в покой отправилась одна, Решив достойный оказать прием Возлюбленному во дворце своем: «Он умер от любви ко мне — и вот Мне верность доказать настал черед. В своем решенье до конца тверда, Не окажусь я жертвою стыда. Сердечно гостя милого приму: Я жизнь свою преподнесу ему! Но совесть лишь одно мне тяготит, Один меня гнетет предсмертный стыд, Одну ничем не искуплю вину, — Удар, который нанесу Бану!..» Омыв от жизни руки, в свой покой Ширин вступила твердою ногой. Покрепче изнутри закрыла дверь И, не тревожась ни о чем теперь, С улыбкой безмятежной на устах Направилась к носилкам, где в цветах, В парче, в щелках желанный гость лежал, Как будто сон сладчайший он вкушал. Но сон его настолько был глубок, Что он проснуться и тогда б не мог, Когда бы солнце с неба снизошло И, рядом став, дотла б его сожгло! Залюбовавшись гостя чудным сном, Столь сладостным и непробудным сном, Ширин глядела — и хотелось ей Таким же сном забыться поскорей, И с милым другом ложе разделить, И жажду смерти так же утолить. Свою судьбу в тот миг вручив творцу, Она — плечо к плечу, лицо к лицу — Прижалась тесно к другу — обняла, Как страстная супруга, обняла, — И, сладостно и пламенно вздохнув, С улыбкой на устах, глаза сомкнув, Мгновенно погрузилась в тот же сон, В который и Фархад был погружен… О, что за сон! С тех пор как создан свет, От сна такого пробужденья нет!
