– А почему же не найдешь! – возразил Си-Мынь Цин. – Просто уж такой я неудачливый с женитьбой, вот и не мог найти себе пару.
Так, слово за слово, говорили они еще некоторое время, а потом старуха молвила:
– Хорошо бы сейчас еще вина выпить, да вот не осталось ничего. Вы уж не ругайте меня, сударь, за мою назойливость, но только неплохо было бы еще кувшинчик купить!
– У меня в платочке завязано пять с лишним лян серебра, – сказал Си-Мынь Цин, – и я все это отдаю вам на расходы. Если нужно что-нибудь купить – покупайте. А что останется, вы, матушка, можете взять себе.
Старуха поблагодарила Си-Мынь Цина и поднялась, чтоб идти. Взглянув на красотку, она увидела, что та уже сильно подвыпила и страсти у нее разгораются. Гости уже беседовали, не стесняясь, и можно было заметить, что их влекло друг к другу. Жена У все продолжала сидеть, потупившись, и не думала уходить. Тогда старуха, вся сияя, оказала:
– Сейчас я пойду и куплю еще кувшинчик, чтоб поднести тебе чашечку. Ты уж побудь здесь, милая, за хозяйку, посиди с уважаемым господином. Вино еще есть, так что вы с господином можете выпить, а я пойду в лавку, что возле уездного управления, – там продается хорошее вино, – и, может, немножко задержусь.
– Да что вы, не надо больше, – сказала жена У, но сидела, не двигаясь с места.
Выйдя из дому, старуха заперла дверь и села сторожить вход.
А Си-Мынь Цин, оставшись с женой У старшего наедине, стал уговаривать ее выпить еще. Потом, как бы невзначай, он смахнул рукавом на пол палочки для еды; и надо же было случиться такой удаче, что палочки упали прямо к ее ногам. Си-Мынь Цин поспешно нагнулся, будто для того, чтобы поднять палочки, и увидел крошечные ножки женщины. Тут уж он забыл про палочки и сжал вышитый туфелек на ее ножке.
– Что ж это вы делаете, уважаемый господин? – рассмеялась Пань Цзинь-лянь. – Или вы и впрямь желаете меня?
Тогда Си-Мынь Цин упал перед ней на колени и воскликнул:
– Дорогая, ты сама довела меня до этого!
Жена У обняла Си-Мынь Цина и подняла его с полу, а затем они пошли в спальню старой Ван, разделись, – и чего только тут не было! Но когда они стали одеваться, в комнату ворвалась старая Ван и сердито завопила:
– Хорошенькие делишки вы тут проделываете!
Си-Мынь Цин и жена У перепугались, а старуха все продолжала кричать:
– Нечего сказать, хороши! Я пригласила тебя одежду шить, а не чужих мужчин соблазнять. Ведь если У старший узнает об этом, так и мне достанется. Лучше уж я сама пойду и расскажу ему обо всем, – и с этими словами она повернулась, делая вид, что хочет идти. Тут жена У схватила ее за платье, приговаривая:
– Дорогая мамаша, простите меня, пожалуйста!
– Не кричите так! – уговаривал ее и Си-Мынь Цин.
– Если вы хотите, чтобы я простила вас, – засмеялась старуха, – выполните одно условие!
– Я готова выполнить хоть десять, – отвечала жена У.
– Так вот, – продолжала старуха, – ты скроешь от мужа все, что здесь произошло, и будешь приходить сюда каждый день развлекать уважаемого господина. Тогда я тебя не выдам. Если же ты хоть раз нарушишь свое обещание, я тут же пойду к У старшему и расскажу ему обо всем.
– Пусть будет по-вашему, и покончим на этом, – согласилась жена У.
– Ну, с вами уважаемый господин Си-Мынь, мне нет надобности много разговаривать, – продолжала старуха. – Дельце наше сделано, не забудьте теперь своего обещания. Если же вы не сдержите обещания, я пойду к У старшему и расскажу ему обо всем.
– Вы можете быть совершенно спокойны, матушка, – сказал Си-Мынь Цин, – я сдержу свое слово.
Затем они выпили еще по чашечке, вина, и, так как время было уже за полдень, жена У поднялась и сказала:
– Скоро вернется домой этот У старший, мне пора идти, – и она черным ходом ушла от старухи Ван. Не успела она войти в дом и снять дверную занавеску, как возвратился ее муж.
А старуха Ван, оставшись вдвоем с Си-Мынь Цином, спросила:
– Ну как, хорош мой план?
– Я очень признателен вам, дорогая мамаша! – отвечал он. – Как только вернусь домой, сейчас же пошлю вам слиток серебра. Разве могу я забыть то, что обещал?!
– Ну что же, буду ждать приятных вестей. Только смотрите, как бы не получилось, как с теми плакальщицами, которые просят платы, когда покойник уже похоронен.
В ответ Си-Мынь Цин только рассмеялся и ушел, и говорить об этом пока больше нечего.
Жена У старшего стала теперь каждый день приходить в дом старой Ван и проводила здесь время с Си-Мынь Цином. Скоро они прилипли друг к другу, как лак и краска, и их невозможно было разлучить. Однако недаром говорит пословица: «Добрая слава дома лежит, а худая – по свету бежит». Не прошло и полмесяца, как о связи Пань Цзинь-лянь с Си-Мынь Цином говорили уже все соседи. Не знал ничего лишь обманутый У старший.
Но рассказ здесь пойдет о другом. Надо сказать, что в этом же городе проживал паренек лет шестнадцати по фамилии Цяо, а так как родился и вырос он, когда отец его отбывал военную службу в Юньчжоу, то ему и дали имя Юнь-гэ, что означает – браток из Юньчжоу. У этого Юнь-гэ остался в живых только отец. Мальчуган рос ловким и сообразительным и занимался продажей свежих фруктов. Торговал он
