каменного аббатства в Торре, и, хотя аббат Адам и шесть каноников должны были прибыть только через пятнадцать месяцев, эти трое составили передовой отряд.
Приехав на закате прошлым вечером, коронер распорядился, чтобы все мужчины и юноши старше четырнадцати лет в деревне и округе собрались на месте спустя час после рассвета. Вообще-то было трудно соблюсти букву закона и добиться присутствия всех членов мужского пола для образования жюри, не парализовав при этом работу нескольких деревень. Однако дело было настолько серьезным, что Гвин, сержант Габриэль и его солдаты обошли все дома в деревне и в окрестных поселениях, приказав всем жителям быть на дознании.
Жесткая трава перед обителью каноников вскоре была вытоптана несколькими десятками неохотно пришедших фрименов (Свободных крестьян) и вилланов (Крепостных), поодаль толпились любопытные: жены и девицы, у которых не было роли в предстоящем действе. В толпе бродили дети, собаки и даже одна коза, а некий предприимчивый торговец вразнос торговал яблоками.
Староста Аэльфрик тоже был здесь, напуганный и старавшийся выглядеть незаметным, как и несколько других, кого Джон знал по прошлому посещению. Присутствовал даже деревенский священник, изможденный и желтолицый.
Спасенные товары из церковного амбара тоже были сложены в сторонке, на двух запряженных волами тележках, готовые к транспортировке в Эксетер. Они были оставлены под охраной сенешаля Уильяма де Брюера, когда Джон вернулся в Эксетер после своего первого визита два дня назад. Он не был уверен, замешан ли сенешаль в воровстве ценных обломков кораблекрушения, зато подозревал, что тот, как следующий по старшинству, был полностью в курсе происходящего и действовал рука об руку со своим помощником, Аэльфриком.
Коронер огляделся по сторонам, дабы убедиться в том, что его секретарь уже вооружился пером, чернильницей и пергаментом, чтобы записывать ход дознания, после чего кивнул Гвину. Корнуоллец ударил плашмя мечом в колесо телеги и проревел громоподобным голосом:
— Все люди, у кого есть дело к коронеру графства Девон Его Величества короля Ричарда, подойдите ближе и слушайте!
Послышался шорох множества ног по грязи, пока мужчины Торра пытались уразуметь значение этого нового ритуала, придуманного для них далекими властителями в находящихся Бог знает где Лондоне и Винчестере. Очень немногие представляли себе, что такое дознание; но большинство покорно соглашалось, что это всего лишь еще один способ выжимания денег из и без того обнищавшего населения.
В стороне от деревенских жителей стояли мужчины из Топшема и Эксетера, Джозеф и Эдгар выглядели посеревшими и подавленными, они переживали утрату корабля и смерть моряков, но еще более того — надругательство над их бедной Кристиной. Они не находили себе места, им не терпелось вернуться в Эксетер, чтобы утешить девушку и ее отца. Однако в гневе Эдгара Джон ощущал тревогу: похоже, он не знал, как ему удастся справиться с кризисом и со своими чувствами к невесте, уже теперь не девственнице.
На много миль вокруг не найти было ни одного кресла, посему Джон отправлял правосудие, сидя на трехногой табуретке для доения, позаимствованной в деревне. Вся его серо-черная фигура с длинными, черными, как вороново крыло волосами, развевающимися на ветру, походила на какого-то сатанинского ангела рока, спустившегося к ним с небес. Уперев руки в колени, он начал говорить угрожающим тоном достаточно громким, чтобы все его слышали:
— Настоящее дознание проводится с целью установить обстоятельства гибели шести мужчин найденных на пляже Торра, а также крушения судна, экипаж которого они составляли.
Первым свидетелем был Джозеф из Топшема, напоминающий персонаж из Ветхого Завета, с его длинной седой бородой и развевающейся накидкой. Он вышел вперед и поклялся, что обломки принадлежали его собственному кораблю, «Морской Мэри». Судно было нагружено шерстью и на обратном пути из Барфлура должно было доставить груз сушеных фруктов и вина.
Гвин передал ему разбитую доску, обнаруженную на пляже, и тот подтвердил, что она была частью корпуса судна, поскольку на ней были вырезаны некоторые буквы из его названия.
— Видели ли вы тела шестерых мужчин, лежащих в церковной часовне вон там? — требовательно спросил коронер. — Являются ли все они членами экипажа этого судна?
Джозеф грустно кивнул головой.
— Так и есть, и еще одного не хватает, молодого парня по имени Хеч. Я знал их всех, бедняг.
— Были ли все они англичанами? — спросил де Вулф.
— Двое были бретонцами, а один — ирландцем.
— Но никто из них не был норманном?
Пожилой мужчина отрицательно покачал головой.
— Нет, все они были или саксами, или иностранцами.
При этих словах по толпе пронесся вздох облегчения: отсутствие норманнов означало, что по крайней мере удалось избежать штрафа в сорок марок.
После этого Эдгар и торговец вином, Эрик Пико, который обычно встречал свой груз, когда он прибывал в порт на Эксе, и который знал в лицо большинство членов экипажа судна, смогли подтвердить опознание тел, произведенное Джозефом. Старый Леонард, молчаливый клерк, показал пергаментную копию предписания, которую капитан судна вез в Барфлур: в ней были перечислены товары, которые следовало закупить для обратного пути.
Джон подвел их к воловьим упряжкам, и по маркировке, выжженной на дереве раскаленным железом, они формально опознали бочонки и коробки как груз, который должны были доставить в Топшем.
— Многое пропало, но то, что осталось, составит примерно половину груза, — заявил Джозеф, кладя руку на колесо ближайшей повозки.
— Для нас это означает существенные потери, — добавил Эрик Пико, убирая со лба прядь темных волос.
Коронер обвел взглядом притихшую толпу.
— Я должен признать, что здесь находятся почти все товары, спасенные с корабля. — Он подчеркнуто внимательно уставился на болезненно выглядевшего деревенского священника, словно бы для того, чтобы подчеркнуть, что часть спасенного исчезла в глотке этого мужчины. — Но теперь я перейду к смерти моряков. Похоже, трое утонули. — Он поименно назвал тех, кого первыми откопали из песка без каких-либо повреждений. — Они умерли в результате кораблекрушения, которое выбросило их в воду, деянием Господним, вызванным штормом на море. Но вот остальные трое… — Джон обратил грозный взор на Аэльфрика и еще нескольких деревенских жителей, стоявших в первых рядах толпы; с флангов их подчеркнуто охраняли сержант Габриэль и его стражники. — Эти трое, также опознанные Джозефом из Топшема, несут на себе следы насилия, а именно: раны на голове и других частях тела, очевидно нанесенные сильными ударами тупыми орудиями. Черепа у них расплющены, на шее видны глубокие ссадины. Не может быть и речи о том, что эти повреждения причинены им морем. Они стали жертвами намеренного насилия, которое привело к их смерти. После чего была совершена попытка скрыть это грязное деяние, похоронив их в песке.
После того как вызвали отшельника Вульфстана, чтобы он засвидетельствовал, что видел тела на пляже и то, как скрывали бочонки, вперед вытолкнули старосту. Он стоял перед коронером, похожий на быка, который ждет, что на него вот-вот спустят собак, и на лице его отражалась смесь свирепости и страха.
— Я ничего не знаю об этих убийствах! Эти моряки умерли еще до того, как я увидел их! — взмолился он, не ожидая, пока коронер задаст ему вопрос.
Гвин, стоящий вплотную к старосте, от души врезал ему по спине, чтобы напомнить о хороших манерах.
— Говори «сэр», когда обращаешься к коронеру! — требовательно заявил он.
— Ты лжец, Аэльфрик, — коротко бросил де Вулф. — Я видел раны своими собственными глазами. Этих мужчин забили до смерти.
— Это не я, не я, — парировал староста и получил от Гвина еще один тычок за то, что заговорил без разрешения.
Черные брови коронера грозно нахмурились.
