— Ты хочешь сказать мне, что кто-то еще пробрался в твою деревню, убил этих людей и оставил тебе груз, чтобы ты мог его украсть? Ты — староста деревни, тебе известно обо всем, что происходит в Торре, так что не трудись преподносить мне эту ложь.
Очевидно, перед мысленным взором Аэльфрика возникла перспектива колесования или повешения, потому что он принялся дико озираться по сторонам, ища пути к спасению.
— Это могли быть люди из Пайнтона — они настоящие бандиты.
Это было уже слишком для Джона — он вскочил на ноги и заревел на несчастного старосту:
— Замолчи, исчадие ада! Не оскорбляй такой чепухой наш здравый смысл! Тебя поймал на горячем отшельник, ты спрятал украденные товары, и тела умерших вопиют о том, что они погибли ужасной насильственной смертью. Возвращайся на место и ожидай приговора — хотя нет сомнения в том, каким он будет.
Гвин толчком отправил Аэльфрика на его место впереди толпы, перед тем как начался допрос двух других мужчин, которых Джон и Гвин тоже видели на пляже. К их полному отрицанию вины отнеслись с тем же презрением.
Двое других вилланов скрылись от правосудия сразу после того, как были обнаружены тела: один из них был тем человеком, которого Джон видел удирающим со всех ног, когда они обнаружили в песке трех новых мертвецов. Вероятно, оба удрали в леса, где присоединились к бандам преступников, скрывающихся там от правосудия.
Еще через несколько минут дознание закончилось. Было выбрано жюри из деревенских жителей, которые вереницей прошли мимо шести тел, некоторые трупы, несмотря на холодную погоду, начали уже разлагаться. Джон указывал на раны на головах, пока они, волоча ноги, гуськом проходили мимо, и диктовал некоторые детали дознания Томасу, который яростно царапал по своему пергаменту, чтобы поспеть за быстрой речью коронера.
Невдалеке молча стояли трое Белых каноников. Их монашеские тонзуры были прикрыты круглыми шапочками. Созерцая зло, которое люди причиняют друг другу, они более чем когда-либо убеждались в том, что их Орден должен иметь свой оплот в этом уголке Англии.
Вскоре все свидетельства были собраны и записаны, и коронер объявил свой приговор.
— Три человека были убиты, причем самым жестоким образом, ради корыстных целей — получения товаров, вынесенных на берег после крушения судна «Морская Мэри». Обитатели поместья Торр совершили великое беззаконие, присвоив украденный груз судна, стоимость которого составляет по меньшей мере восемьдесят фунтов, как утверждают присутствующие здесь купцы. — Он обвел толпу рукой. — И за сокрытие сведений о крушении и обнаружении товаров, которые следовало сообщить шерифу или коронеру, на деревню налагается штраф в размере двадцати марок, каковые должны быть переданы королевским судьям во время их следующего посещения. За попытку украсть вышеназванный груз на деревню налагается штраф сорок марок.
При известии о наложении общего штрафа по толпе пронесся всеобщий мучительный вздох-стон. Штраф был просто огромен с учетом полуголодного существования деревушки: одна марка стоила более тринадцати шиллингов, или две трети фунта. Не могли они рассчитывать и на то, что их лорд поможет им выплатить эту сумму — наоборот, он может даже наложить на них собственное наказание в своем поместном суде, когда узнает о том, что произошло. Некоторые лорды поощряли мародерство на потерпевших кораблекрушение судах и даже сами принимали в нем участие, при условии что львиная доля награбленного доставалась им, но политические амбиции де Брюера были слишком велики, чтобы он мог позволить себе замарать руки участием в таком недостойном деле. Но Джон еще не закончил.
— Обломки кораблекрушения на море и на земле принадлежат короне и не должны служить предметом незаконного дохода тех, кто их обнаружил. Все остатки груза должны быть переданы в королевскую казну, но, поскольку они очевидно принадлежат судовладельцу и получателю вина, на последующем дознании относительно этих товаров я буду рекомендовать, чтобы они были возвращены им как частичная компенсация за потерю корабля и груза. Однако и это было еще не все.
— За недонесение об обнаружении тел погибших коронеру деревня наказывается очередным штрафом в десять марок. Пусть это послужит вам уроком не оставлять на совести бедного отшельника необходимость довести происшедшее до сведения короны.
Коронер сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — И за самое гнусное злодеяние, заключающееся в убийстве трех невинных моряков, которым в час нужды, после гибели их корабля, должны были быть явлены христианские поддержка и помощь, но которые вместо этого были убиты, чтобы скрыть ваши воровские деяния, ваш староста и двое фрименов должны быть арестованы, препровождены до суда в Эксетер и в ожидании оного содержаться там за счет деревни, которая облагается еще одним штрафом в двадцать марок за попустительство этим убийствам и попытку сокрыть и их, и существование ценного спасенного груза.
Когда жители деревушки Торр осознали, что на долгие годы их финансовое положение попало в зависимость от выплаты этих огромных штрафов, над берегом пронесся стон. Правда, следует заметить, что никакие деньги не будут выплачены до тех пор, пока королевские судьи не рассмотрят это дело на выездной сессии в Эксетере, на что может понадобиться добрых несколько лет — таким медленным был процесс отправления королевского правосудия в стране. Но эти штрафы будут висеть над ними, и покупка нового крупного рогатого скота и свиней, приобретение зерна и других необходимых в хозяйстве вещей в течение ближайших пяти-шести лет оставались отныне под вопросом, поскольку Уильям де Брюер вправе рассчитывать на то, что его поместные поля будут обрабатываться деревенскими жителями так же, как и раньше.
Последнего же распоряжения Джона о том, что Аэльфрика и двоих других подозреваемых следует отправить под стражей в Эксетер, ожидали все. Они будут содержаться в заключении в тюрьме замка, чтобы в обычном порядке предстать перед судьями — в том случае, разумеется, если они выдержат несколько месяцев пребывания в ужасных подземных камерах Рогмонта.
Солдаты, которым помогал Гвин, схватили троих мужчин и погнали их к повозкам, где привязали к откидным задкам. Теперь им предстояло медленное обратное путешествие в Эксетер. Дочь старосты с плачем кинулась вперед, чтобы обнять отца, когда его уводили стражники. Вероятно, она видела его в последний раз. Родственники двух других мужчин также обступили их, и солдаты позволили им проститься друг другом, пока погонщики не взобрались на облучки своих повозок и не хлестнули волов, отправляя их в долгое путешествие.
Толпа медленно рассеивалась, стеная, причитая и бросая злобные взгляды на служителей закона, которые нарушили их простое и такое мирное существование. Для них кораблекрушение было манной небесной, товары, оставшиеся после него, можно было тайком продать, чтобы улучшить финансовое положение деревни, уплатить церковную десятину, следующей весной прикупить несколько коров и овец, а может, даже и продукты питания, если зима окажется слишком суровой. Над каждым подворьем нависла угроза голодной смерти, после того как был съеден последний кусок солонины и последнее заплесневелое зернышко овса. Так что для них смерть шестерых моряков была незначительной ценой, призванной помочь им избежать собственной голодной смерти: моряки все равно погибли бы, если не в этот шторм, так в следующий.
Пока они расходились, обреченно гадая, кто станет их следующим старостой, Джон поблагодарил Белых каноников за предоставленные помещения, после чего собрал свой отряд, чтобы возвращаться в Эксетер. До полудня было еще далеко, поэтому они рассчитывали вернуться домой, прежде чем наступят ранние декабрьские сумерки.
Сержант и его солдаты отправились вместе с обозом, они доберутся до Экса не раньше завтрашнего дня, так что компанию Джозефу, Эдгару, старому клерку и Эрику Пико составили коронер и двое его людей. Все пребывали в мрачном расположении духа.
— Одному Богу известно, что мы обнаружим по возвращении, — произнес торговец из Топшема, когда их лошади взбирались на откос, отделявший перешеек Торра от прибрежного тракта. — Это были самые худшие два дня в моей жизни.
Но худшее было еще впереди.
