Я вскочил на ноги, обмотал верёвку пару раз вокруг кисти, и мы злобно уставились друг на друга.
Стояли молча, как статуи, только рука моя дёргалась от пытавшейся вырваться птицы. Вторая сжимала кочергу. У неё же ничего не было. Ни птицы, ни кочерги.
— Мир? — Внезапно, даже для самого себя произнёс я.
Она помолчала ещё с минуту, что-то обдумывая.
— Мир. — Наконец согласилась она.
— Держи верёвку и постепенно притягивай птицу вниз, когда расстояние до тебя сократиться до метра, не отпуская верёвки, садись на корточки.
Намотав верёвку вокруг её запястья, я отошёл на метр в сторону. Когда птица бесилась в пределах досягаемости, я тщательно прицелился и, со всего размаху, вломил ей концом кочерги в голову.
Нам под ноги упала наша первая серьёзная добыча.
Пир устроили не отходя, что говориться от кассы. Я тоже был очень голоден, ведь змея, которую я съел, всасывалась по мере моего сгрызания. Миа кинулась было рвать птицу зубами, но я отстранил её:
— Добро пожаловать в цивилизацию, — улыбнулся я ей, — будем отвыкать от дикарства.
Я достал свою незаменимую эмблему и легко вспорол тушку птицы. Переломив кости голени, отрезал сухожилия и мышцы, и отдал девушке. Я думал, что он хотя бы кожуру стащит — где там — вцепилась в ножку вместе с перьями. Пока я отделял вторую ножку себе, Миа уже расправилась со своей, и голодными глазами смотрела на меня.
— Бери, — протянул ей я свою долю.
— А ты? — надо же, какая гордая.
— Я после змеи.
— После кого?
— Змею съел недавно, — объяснил я.
Она кивнула головой и приняла моё подношение. Пока я отрезал следующий кусок, она и этот умяла. Тут у неё начались рвотные порывы и, отвернувшись, она низвергнула всё съеденное на камни.
— Блин, я совсем не подумал, что желудок, после длительной голодовки не может сразу принять много пищи. В принципе, я ещё не потрошил особо этого баклана и в его организме много не свернувшейся крови. Это должно помочь, а потом желудок заработает.
Я, отломив шейные позвонки, перерезал птице голову и, разминая тушку в руках, нам удалось нацедить Мие в рот не меньше, чем пол стакана крови.
Через два часа она уже во всю хрустела сухожилиями и костями, а от баклана нашего остались ножки да рожки. Окровавленные и довольные мы сидели на камнях.
А я всегда считал, что залог успешного знакомства — пригласить девушку на ужин. Моя теория оказалась верна. Начиналась новая жизнь.
Глава 6
За это день мы выловили двух птиц — одного баклана и одну чайку. Хотя абсолютно не был уверен, что первая была бакланом, а вторая чайкой — я ни разу не был на море. Я никогда не видел ни первого, ни второго, ни третьего. Зато теперь съел первое и второе, и увидел третье. Её 'лежбище' располагалось около небольшого озерца, по размерам совсем похожего на то, куда в самом начале попал я. Только озеро было пресное. Миа иногда ловила там каких-то рыбок. Кстати, озеро располагалось совсем рядом с 'моим' озером. Ну тем, где был буй. Только разница высот составляла более тридцати метров. Небольшим ручьём из Верхнего озера вода переливалась в нижнее.
— С продовольствием теперь у нас всё в порядке, — задумчиво сказала Миа, плеская ноги в холодной воде озера, — что дальше?
— А чего, сразу, всё дальше? — возмутился я.
— Верёвка рано или поздно порвётся, или мы её каким другим способом утеряем.
— Логично. — Я тоже залез на каень, где сидела Миа, и опустил ноги в воду.
— Кроме того, рано или поздно, мы поперессоримся. Двое людей не могут жить… вместе. Кроме того — надоело есть сырое мясо — хочется обработанного. Петя — пора двигаться.
— Надо, — признался я, — только как?
— Ты говорил, что у тебя есть мысли, как убить рептилий.
— Есть, но мы получим диксов.
— Хорошо, — Миа спрыгнула с валуна, и оказалась по колено в воде. — Давай сначала завалим одну. Самца. — А смысл? — лениво отозвался я.
— Получим некоторую свободу передвижения по острову. Если я буду стоять где-нибудь на краю обрыва и видеть одну рептилию — могу тебе дать знак, где безопасно спускаться вниз. И всегда могу подать знак об опасности. Две рептилии — это слишком много для этого острова.
— А что внизу? Кустарники для гарпунов? Толку от них, если в Верхнем озере почти ничего не водится.
— У нас был посёлок. До того, как рептилии на нас напали, там было много очень полезных вещей.
— Много от края обрыва до посёлка?
— Около километра.
— Не пойдёт, — ответил я, рассматривая свою кочергу. — Хотя… Ты заметила, что у рептилий есть место, где они постоянно гадят? Оно ведь недалеко от обрыва. Да и обрыв там небольшой.
— Ты это к чему?
Я вдруг подскочил, как ошпаренный. Иногда свежие идеи ободряют лучше, чем сложности в жизни.
— Давай мыслить логически, — запальчиво произнёс я, — попадает человек на буй. Он ничего не понимает. Что дальше?
— Плывёт в сторону берега, где его ждёт рептилия, — продолжила Миа мою логическую цепочку.
— Ну а дальше рептилия его пожирает. Судя по количеству человеческих костей в их дерьме. Рептилии не кусаются — глотают целиком. Или крупными кусками. Человека глотают со всем его содержимым. Включая содержимое его карманов и одежду. Синтетика и металлические вещи не перевариваются. А значит… рептилии их высира…т! — Сказал я и поднял вверх указательный палец.
— Фу! — фыркнула Миа.
— Я к тому, что 'отхожая полянка' рептилий — это россыпь полезных ископаемых для нас. Главное, толково покопаться в этом дерьме.
— И каким образом ты это сделаешь? Да — обрыв там небольшой, но наша верёвка не сдержит веса человека, если по ней спускаться. А идти к этой полянке от ближайшего спуска… себе дороже. Сожрут.
— Есть мысли, — задумчиво произнёс я, выковыривая из шлёвки джинс металлическую булавку.
Убитых птиц мы хранили в озере. На воздухе они начали пованивать буквально через два-три часа. Жара усиливала процессы разложения. Какие бы это не были птицы, но жировые отложения в их тканях присутствовали. Не ясно, зачем они им были нужны — это не арктические гаги и не антарктические пингвины — слово 'мороз' они вообще, наврядли знают. Возможно, жир они копили для непредвиденных перелётов через здешние моря и океаны.
Так или иначе — жир в них был. Десять минут я выпрямлял булавку и мазал её жиром.
— Воды в ладошках принеси, — попросил я Мию.
— Зачем? изумилась она, наблюдая за моими манипуляциями.
— Увидишь.
Поработав десять минут кочергой, я сделал в коралловом валуне, на котором сидел, углубление сантиметров десять на десять. И глубиной в два-три сантиметра. Миа принесла воды.
Я аккуратно положил на водную поверхность булавку. Слава богу, она не утонула, а слишком уж резво перекрутилась вокруг своей оси и застыла. Чтобы всё проверить и быть уверенным, я, пальцем, аккуратно
