Шамбеллан герцога в торжественном облачении приблизился к Анну.
– Ну что же вы, монсеньор?
Девушка поспешно набросила капюшон на голову и убежала. Анн крикнул вдогонку:
– Диана!
Но она уже затерялась в толпе…
Последовавший за этим пир остался в памяти жителей Куссона не на одно поколение. Денег не пожалели, а поскольку доходы сеньории были немалыми, угощение вышло на славу. С каким-то лукавым удовольствием Франсуа старался потратить как можно больше. Ведь покуда он жив, богатства Куссона принадлежат ему – что ж, тем хуже для герцогской казны, когда все отойдет герцогу!
На празднество были приглашены все крестьяне сеньории. Огромные столы были поставлены на острове Куссон, где высился замок. Множество слуг таскали горы снеди на длинных носилках, откупоривали огромные бочки вина, сновали среди жонглеров, дрессировщиков с разным зверьем и музыкантов…
Иоанн V, сообразивший, что всю эту толпу потчуют, можно сказать, за его счет, сидел с самым сокрушенным видом и не замечал, как Анн и Франсуа сообщнически переглядываются.
Едва было съедено последнее блюдо, герцог тотчас же удалился, а вслед за ним – и весь его двор, епископ Нантский и свита. Готье д'Ивиньяк, поколебавшись немного, остался с семейством Вивре.
Атмосфера немедленно изменилась. Смех стал веселее, музыканты заиграли от души. Вот теперь праздник начался по-настоящему…
Пока Анн и Франсуа сидели между герцогом и епископом, они практически не обменялись ни словом. Теперь же Анн повернулся к своему прадеду и заговорил вполголоса:
– Монсеньор, я – ваша рука. Приказывайте, я повинуюсь! Каков ваш первый приказ?
Франсуа ответил не раздумывая:
– Возьми Париж!
Анн кивнул в знак согласия. Сидевшие рядом Сабина Ланфан, Мышонок и брат Тифаний поняли, что у прадеда с правнуком какой-то важный разговор, и начали говорить между собой, чтобы не мешать им.
– Анн, помнишь, надпись «LUX» в алхимической лаборатории? Я еще спрашивал тебя, что в ней замечательного.
– С тех пор я кое о чем догадался: она обращена на север.
– Так и есть. Свет Севера…
Анн весь обратился в слух, а прадед продолжал:
– Вивре, Куссон… С самого детства я разрывался между двумя этими местами, но потом появилось третье, которое превзошло все остальные: Париж. Ибо именно в Париже проявляется свет Севера. Мой брат Жан хотел видеть этот свет после своей смерти – именно в Париже. В этом городе умерли мой сын Луи и госпожа Пернелла – самая прославленная из всех, кто занимался алхимией. Я тоже хочу умереть в Париже и в свой последний день увидеть там свет Севера.
Франсуа показал Анну свои руки с перстнями, которые тот хорошо знал: перстень со львом – на правой и перстень с волком – на левой…
– Любопытно, я всегда считал, что свет Севера явит мне себя в соборе Парижской Богоматери. Я воображал, как буду стоять на коленях в нефе, сложив руки, и оба перстня осветятся вместе, причем перстень с волком через северную розу – большой круглый витраж. Я пытался два раза. Надеялся на чудо, молился изо всех сил, но чуда так и не случилось. Сегодня я думаю, что это, быть может, произойдет в День всех святых, когда мне исполнится сто лет, – если правда, что мне суждено дожить до этого возраста. Но для этого я должен находиться в соборе Парижской Богоматери…
– Вы там будете, монсеньор. Клянусь вам.
Помимо своей воли Сабина услышала последние слова их беседы и наклонилась к Анну.
– Я тоже прошу вас взять Париж, ради Изидора.
– Я уже поклялся ему в этом, как только что поклялся монсеньору де Вивре.
Мышонок шустро повернулся к своему господину:
– Не считая того, что в Париже Сомбреномы. Они оттуда не двинутся, мы это знаем. Значит, нам самим следует войти в город.
– Согласен, Мышонок, я возьму Париж!
Добрая еда и питье немного вскружили всем голову. Вокруг раздались веселые возгласы:
– На Париж!
Сидевшие за другими столами, даже толком не поняв, о чем идет речь, но охваченные общим воодушевлением, принялись дружно выкрикивать, стуча тарелками по столу:
– На Париж! На Париж!
Анн не мешал ликующему хору. В этот миг он впервые за столь долгое время мог откровенно сказать, что счастлив!
Вдруг его взгляд наткнулся на Готье д'Ивиньяка. Сей превосходный муж наверняка разделял общую радость, коль скоро предпочел столь скромное общество блистательной герцогской свите, но всеобщее воодушевление явно смущало его. Чопорный управляющий удивленно озирался, не в силах постичь происходящее.
Анн весело окликнул его:
