слыша, как брат Тифаний произносит традиционную формулу: Requiem aeternam dona eis Domi– ne et lux perpйtua luceat eis, Франсуа подумал о свете Севера, вечном свете, высшем воздаянии, который будет сопровождать его уход в вечный покой. Он был в этом уверен.
Выйдя, Франсуа увидел, как с большого каштана упал лист. Он подобрал его, и вдруг мысль о смерти овладела им с такой силой, что он сам удивился. Сначала старый сеньор совершенно естественно подумал, что это – из-за Дня Усопших, но потом понял, что причина в ином.
Это впечатление возникло не потому, что сегодня День мертвых, а потому, что вчера миновал День всех святых. Согласно предсказанию, он должен прожить до следующего Дня всех святых, так что сегодняшнее число, второе ноября, в его жизни больше не повторится.
Франсуа де Вивре осознал: все, что теперь будет, произойдет с ним в последний раз. Он еще увидит по весне молодые листья, которые заменят опавшие сегодня, увидит даже, как в начале следующей осени облетят первые из них… Если бы в его последний миг за окном рос этот самый каштан, то Франсуа, навсегда покидая земной мир, именно таким и увидел бы напоследок это дерево: кое-где еще покрытым листвой, а кое-где уже совсем голым, порыжевшие листья вперемешку с еще зелеными.
Диана, несколько дней назад вернувшаяся к обычной жизни, подошла к нему с обеспокоенным видом:
– Вам нехорошо, монсеньор?
Он улыбнулся ей:
– Мне хорошо, доченька, очень хорошо…
Да, Франсуа де Вивре чувствовал себе превосходно. Вместо того чтобы предаваться бесплодному и мучительному отчаянию, он естественно, без всякой горечи, принимал надлежащее вступление смерти в свою жизнь. А раз все, что ему отпущено, уже не возобновится, то он переживет остаток дней как можно полнее, с восторгом и благодарностью…
Эта зима выдалась холодной. Впервые в жизни Франсуа полюбил холод. Выпало много снега. Он радовался снегу, пытаясь сохранить его в памяти как можно дольше. С умилением встретил первую почку, первый цветок, первую любовную птичью трель.
Франсуа неустанно благодарил Господа за то, что создал времена года, солнце, облака, дождь, ветер, животных. Восторгался всем. И всем интересовался, ибо, несмотря на тень и тихие ноты, уже не покидавшие его, мудрость и долг велели ему жить, как другие, вместе с другими…
И, подобно всем своим близким, Франсуа с беспокойством воспринял вести, дошедшие в Вивре зимой и в начале весны.
Обманув надежды парижан, Карл VII не захотел обосноваться в своей столице. Наверное, у него остались слишком дурные воспоминания о событиях, случившихся там во времена его детства: безумие отца, бургундское восстание, вынудившее дофина бежать среди ночи…
Возможно, оттого англичане и расхрабрились. Вопреки молчаливому уговору не сражаться среди зимы, они затеяли беспримерную войну, напав на Иль-де-Франс в самое холодное время года. В конце февраля они неожиданно захватили Понтуаз. Их солдаты, накрывшись белыми простынями, проползли по снегу и ворвались в беспечно открытые ворота. Отныне всерьез приходилось опасаться, как бы враги не отбили обратно Париж.
Анну, надеявшемуся провести месяцы зимнего перемирия с близкими, пришлось ускорить отъезд. И в этих обстоятельствах Франсуа, несмотря на желание вести себя просто, не избежал некоторой торжественности.
Перед прощанием, в присутствии Дианы и Сабины, державшей на руках свою крестницу Маргариту, старый сеньор знаком потребовал молчания и сказал:
– Анн, приказываю тебе больше не думать обо мне. Освободив Париж, ты уже выполнил свой долг по отношению ко мне. Выполняй же теперь свой долг по отношению к королю. Освобождай страну. Я передам тебе перстень с волком и перстень со львом и уверен, что ты будешь носить их с честью. Прошу лишь вспомнить обо мне в следующий День всех святых!
Когда Анн скрылся за поворотом, все, кроме Франсуа, плакали…
Старый сеньор сделал все возможное, чтобы печаль не поселилась в Вивре. И обе женщины следовали его примеру, как могли, словно этот 1437 год ничем не отличался от всех прочих, словно никакое особенное событие не отметит его окончание.
Однако одна новость изменила все.
В начале мая Диана заметила, что снова беременна. Она объявила об этом Франсуа с радостью и сильным волнением, поскольку, вероятнее всего, роды должны прийтись как раз на День всех святых!
– Монсеньор, это будет новый Франсуа! Он тоже родится в День всех святых, через век после вас…
Франсуа де Вивре был ошеломлен: новое дитя Всех святых появится в день его смерти! Круг замкнется… А если это произойдет в последний час ночи, ребенку будет уготована такая же невероятная судьба, какая была у него самого.
Ход его мыслей прервала Диана:
– Но если все случится на следующий день, в первый час Дня мертвых… это правда, что ребенок проживет всего день?
– Таково здешнее поверье.
– Ведь этого же не произойдет, монсеньор?
– Тут уж как Бог рассудит. Я этого уже не узнаю. И все же я уйду от вас с верой. Уверен: Господь не разочарует нас!
Беременность Дианы ускорила отъезд Франсуа в Париж. Молодая женщина не хотела оставаться одна в замке и надеялась родить в столице. Сабина предложила ей поселиться у нее. Там Диане будет спокойнее – среди большого сада, на берегу Сены. Только надо отправляться в путь, пока состояние беременной еще позволяет это, не стоит слишком тянуть.
