— Стой! Кого посадил?
Возвращаюсь недавно в одиннадцать вечера из гостей в Москву. На двадцатом километре Минского шоссе, у Баковки, стоит женщина, машет рукой, говорит:
— Жду автобуса, не дождусь. Может, подбросите до города?
— Садитесь.
Машина еще не тронулась, а рядом уже остановился мотоцикл.
— Кто вы? Где живете? Где работаете?
Вскипел, огрызнулся:
— Разве я убил кого-нибудь? Ограбил? По какому праву вы допрашиваете меня?
Мотоциклист смутился, стал оправдываться:
— Время позднее. Вы сажаете женщину. Может, фифишку?
Я не мог посадить в машину фифишку по двум причинам. Во-первых, за рулем сидела жена, во- вторых, женщине, которая стояла на обочине, было около семидесяти, а в этом возрасте в кружок фифишек уже не принимают. Все это мотоциклист мог узнать из паспортов, которые были у него в руках, и не обижать оскорбительным подозрением ни меня, ни бабушку с обочины. Мотоциклист выбрал более легкий путь — высадил старушку из машины и сделал мне выговор:
— Как не стыдно! И чтобы этого больше не было.
Должен сказать, сотрудники ОРУДа, с которыми у меня были встречи на дорогах, как правило, ограничивались главным образом нотациями, наставлениями. Ни один ни разу не оштрафовал меня ни на рубль, ни на трешницу. Чем это объяснить, даже не знаю: то ли честным выражением глаз, то ли корреспондентским удостоверением в кармане.
Да это, собственно, и неважно, так как выступаю я сейчас не в защиту рублей и трешниц, а хочу оборонить от поругания старое, доброе правило взаимопомощи в дороге.
Старшины и сержанты милиции ополчились на пассажиров с обочины, руководствуясь постулатом: «Пеший конному не товарищ!» А постулат устарел, износился. Те, кто часто проводит время в пути, хорошо знают: сегодня водитель окажет помощь пешеходу, завтра пешеход выручит в беде водителя. Поднажмет плечом, поможет машине выбраться из канавы. Пеший конному, так же как и конный пешему, — товарищ! И ссорить их друг с другом незачем.
ПОДПИСЬ ПОД БОЛВАНКОЙ
А. Ю. Курков спешил так, точно сто тысяч человек кричали ему вслед:
— Шайбу! Шайбу!
А сто тысяч и не думали беспокоить Куркова, ибо Алексей Юрьевич был не хоккеистом, а аспирантом НИИ по строительству магистральных трубопроводов. И хотя научная работа требовала от аспиранта не резвости, а вдумчивости, Алексей Юрьевич гнал и подстегивал себя:
— Быстрей! Еще быстрей!
Ох эти молодые деловые люди! Они мчатся на свидание с кандидатской степенью, высунув языки. Бегут, спотыкаются, боятся, как бы не опоздать. Кандидатская еще в чернильнице, а они уже договорились о встрече с оппонентами сначала в конференц-зале, а затем и в зале банкетном. Свой календарь Курков рассчитал буквально до секунды:
15. XI — дописывается последняя глава;
16. XI — диссертация сдается машинистке на перепечатку;
17. XI — оформляются чертежи;
18. XI — обсуждение;
19. XI — встреча друзей за бокалом… чая.
Нет ничего удивительного, что при такой гонке Алексей Юрьевич забыл об отзыве. Вот-вот должно начаться обсуждение диссертации, а Курков еще не знает фамилии рецензента. А ведь прежде чем написать отзыв, рецензент должен прочесть чуть ли не полтысячи страниц. А это не «Граф Монте-Кристо» писателя Дюма, который проглатывается за две ночи, запоем. Это скучная диссертация под не менее скучным заголовком «Исследование работы сборных железобетонных элементов обжатых покрытий железобетонных резервуаров для нефти и нефтепродуктов».
И все же, как ни трудна была задача, а уже через час нужный отзыв был готов и доказывал, что вместе с диссертантом А. Ю. Курковым в науку входит:
1) замечательный теоретик,
2) замечательный аналитик,
3) замечательный экспериментатор,
4) замечательный конструктор.
На основании вышесказанного автор отзыва «считает, что А. Ю. Курков заслуживает присуждения ученой степени кандидата технических наук».
Перечисляя четыре качества будущего кандидата, рецензент забыл упомянуть о пятом, самом главном: что вместе с А. Ю. Курковым в науку собирается войти замечательный ловкач. Дело в том, что отзыв на работу Куркова написал сам Курков. Он написал и послал его в Киев кандидату технических наук Б. М. Мысину. Сопроводительное письмо Куркова выглядело так:
«Здравствуй, Борис! Через два дня мою диссертацию будут рассматривать на секции железобетона нашего института, а отзыва еще нет. Меня может выручить только свой человек. Тебе, может быть, трудно писать отзыв на работу, которую ты не видел… Так я сам составил текст. Ты только подпиши».
Курков писал письмо в цейтноте и в спешке перепутал адрес. Вместо дома № 23 он указал № 43. А в этом доме жил другой Мысин и тоже Б. М. Прочел другой Б. М. письмо из Москвы и переправил его нам. И вот диссертант Курков разговаривает со мной.
— Вы писали отзыв на свою работу?
— Не отзыв — болванку, — поправляет меня «замечательный теоретик и экспериментатор», а у самого в глазах слезы. — Простите, я больше не буду!
Курков не сам придумал метод саморецензирования. Он позаимствовал его у более старших товарищей. Есть, оказывается, у нас аспиранты и докторанты, которые скорости ради сами составляют на свои работы отзывы (в просторечии называемые болванками) и ходят затем с этими болванками под окнами рецензентов, канючат:
— Дядечка! Подпишите, Христа ради!
И малоуважающие себя дядечки подписывают.
Один такой «подписчик» профессор С. оправдывается перед фельетонистом — ну как не подписать, мы с аспирантом Икс были старыми приятелями. Вместе ходили на рыбалку, на футбол.
Прекраснодушные люди — и сколько от них вреда науке!
Подвизалась в свое время в одном главке дама с препоганым характером. Сотрудники назвали за этот характер даму Ведьмой Петровной. Наскучили Ведьме Петровне почести административные, захотелось приобщиться к почестям научным. Вызвала она к себе сотрудника главка и сказала:
— Есть у меня, друг Гриня, думка. Хочу защитить кандидатскую. Как ты смотришь на это? Только условие. Забудь про то, что я прихожусь тебе начальником. Говори прямо, смело. По-нашему, по- хорошему!
— Что ж, думка неплохая, — сказал друг Гриня.
