Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы

В темных залах бездумное тело.

Двойники обитают вдвоем:
Если хочешь, ищи этот дом.

* * *

…с вечера свечи. Вещает в вещах
И пыльный, и сдавленный голос:
«За зеркалом, шкафом, за ложкой во щах
Сквозит потаенная полость.

К вещам прикрепляется прожитый день
И прячется сбоку и сзади;
Вот – в лавке старья огляди дребедень:
Она – точно кошка в засаде.

Не вывернуть мира с лица на испод,
Но мозг – и возможно, и должно.
Тогда постепенно проступит, как пот,
Сквозь явное мир позакожный.

Как пленка, порвется обычное вдруг.
Слова потеряют значенье.
– Ты влезешь сквозь легкий, приятный испуг
В надбавку к людским измереньям…»

* * *

Худой, голубой и спящий
По городу лунный человек пошел,
Огибая острые ящики
Домов, окутанных месяцем в шелк.

К Светлому были направлены
Зрачки, помутневшие, как опал.
И рот он кривил, как отравленный,
Попадая в черной тени провал.

Прозрачные и легкие знакомые
По воздуху плыли перед ним.
Лица, события и комнаты
В памяти лунной скользили, как дым.

Проснувшись, дневной и нормальный,
Временами он слышал на миг,
Как звал его опечаленно
Его голубой двойник.

* * *

Пыльники, пауки и свещеглазники
Населяли старый чердак:
Третьесортная нечисть, грязненькая
И страшная не так.

Пробегали и прятались шорохи.
Проследи – зададут слуху дел!
В полинялых изломанных шторах
Жил скелет – и желтел, и худел.

И о мире тихий печальник,
Залезавший днем под кровать,
Жил вампир там, великий молчальник,
Признававший лишь слово «сосать».

Так, событиями не обильна,
Протекала чердачная жизнь.
Только раз режиссера страшного фильма
Удалось им насмерть загрызть.

* * *

Ночью в сарае темно.
Двери от ветра в размахе.
Белое, в длинной рубахе,
Изредка смотрит в окно.

Некого ночью пугать-то:
Скрывшись, – опять на чердак;