— Какой Молчанов? — существо натянуло брюки, чтобы обрести независимость, и принялось за рубашку. В кухне я обнаружил коварно блестящую теплую на ощупь сковороду, убедившую меня, что на ней совсем недавно были пожарены яйца. Мне почему-то подумалось — «одно яйцо». Больше он ни за что бы не потянул.
— Такой большой, около ста девяносто сантиметров и не менее ста десяти килограммов. Профессионал в области гончарного искусства начала второго тысячелетия. В свободное от склеивания черепков время он подрабатывает начальником СБ СОС.
— Я вас не понимаю…
Усевшись на стол, я свесил ноги и стал болтать ими как второгодник.
— Сейчас я заберу у тебя ингалятор и врежу в грудину. Тогда поймешь.
На лестничной клетке раздался какой-то шум, сердце мое учащенно забилось, а в глазах астматика засветилась надежда. Но шум стал удаляться, а вскоре затих и вовсе. Глаза лифтера Менялова погасли, и на них влагой выступила тревога.
— Чья это квартира, приятель? Только не говори, что Молчанова, а тебя он подрядил хомяков кормить. Для этого не обязательно раздеваться до трусов. Если ты, конечно, хомяков только кормишь…
Я устал слушать молчание. Мой новый друг уже не страдал удушьем, и это молчание было следствием не приступа, а невообразимой упрямости.
— Как хомячки чистят свои шкурки? Отвечать, быстро!
Менялов вздрогнул и не успел переключиться.
— Они вылизывают себя и друг друга…
Не дождавшись ответа, я направился в ванную и вернулся оттуда с лаком для волос. Я знал наверняка, что он там. Человек, зарабатывающий восемьсот долларов в месяц, дома имеет вид снятого с креста мученика, а на службе имеет прилизанный вид того, кто на кресты вешает. При этом гель для него слишком дорог — за работу с крестами платят, по обыкновению, немного, а потому приходится пользоваться более доступными средствами. Им оказался лак «Прелесть», на другое, впрочем, я и не рассчитывал. Было бы несерьезно надеяться встретить в этой квратире Taft «Три погоды» или что-то в этом роде.
Отщелкнув пальцем крышку, я потряс баллон и занес его над клеткой.
— Вы сумасшедший?! — он бросился ко мне, но, посчитав, что жизнь сорока хомяков все-таки дешевле одной его жизни, остановился на полпути.
— Я жду ответа на свои вопросы, иначе хомячки начнут вылизывать себя и друг друга.
— Что вы хотите узнать?!
— Что здесь делал Молчанов полтора часа назад — это первый вопрос.
— Мне дали жить в этой квартире… Они хорошие люди… — лживые глазки забегали, как шары в «Спортлото». — Это фирмы жилье… Как работнику… СОС платит…
Все понятно. «Кура жареная, подается с гречей». Деревня Свистуново Тульской губернии. Если этого малого взяли в СОС благодаря каким-то его индивидуальным качествам, то не интеллектуальным, это очевидно.
— У вас здесь что, общежитие?
Не отрывая взгляда от моего пальца, лежащего на распылителе, как на спусковом крючке, лифтер неровно заговорил:
— Здесь я живу! Молчанов только приходит… Чтобы никаких женщин не было! Он следит…
— В смысле, чтобы ты не приводил женщин? — сомневаясь, уточнил я.
— Именно.
— Но ты, видимо, приводишь, и доверия к тебе никакого, поскольку Молчанов здесь постоянный гость?
— Я не нарушаю инструкций! Я не нарушаю свода правил! Я исполнительный человек, так и передайте!
Удивление заставило меня свести брови. Кажется, лифтер имеет мнение, что я послан для его проверки на вшивость.
— Кто у тебя в соседях, Менялов?
— Ничего не скажу! Внутренняя инструкция запрещает разговаривать с неуполномоченными людьми!..
Мой палец сорвался и в квартире раздалось зловещее: «Пшик…» Прозвучало тихо, но лифтер заревел, как лось в брачный период.
— Вы убиваете жизнь! Вы хуже… — и он замолчал, сообразив, что в запале начинает говорить лишнее. — Вы хуже Гитлера.
Всех он делит на хороших людей (СОС) и Гитлера. Я поморщился, потому что понял всю глубину своей ошибки. Мне следовало догадаться сразу. Сорок хомяков, «хорошие люди», залитые «Прелестью» волосы, ступор в глазах, Гитлер, истерика… Я разговариваю с ненормальным и своим поведением усугубляю ситуацию, рискуя стать свидетелем судорог или чего похуже.
— Я был здесь чуть больше полутора часов назад, — другим тоном произнес я и надел на аэрозоль колпачок. — Мы разговаривали в этой квартире с Молчановым. Я просил его не делать этого, но он взял одного хомячка и раздавил ему сердце. Он хороший человек?
Ничего не боясь, лифтер подбежал с расстегнутой ширинкой к клетке и, к моему величайшему изумлению, через секунду заплакал.
— Тридцать шесть… Их тридцать шесть, — сказал он и указал мне пальцем на клетку. — А их было тридцать семь! Тридцать семь! Молчанов убил!
Он сел рядом со мной на стол и стал раскачиваться, как полоумный. Собственно, о чем это я? — лифтер и был полоумным. Плюс к этому астматиком.
— Кто живет в соседней квартире, Менялов? Если я услышу ответ, я прикажу Молчанову, чтобы он сюда больше не приходил.
— Женщина живет. Богатая женщина… — он качался. Вел тело вперед — начинал говорить. Назад — заканчивал. — Ее охраняют добрые люди…
— Что, они все живут в четырнадцатой квартире?
— Нет, они живут в тринадцатой. Я живу в пятнадцатой, а женщина — в четырнадцатой… — для этой фразы ему пришлось качнуться дважды. — Молчанов приходит, когда хочет… У него ключи от всех квартир…
Я посмотрел на часы.
— А чем занимается женщина?
— А куда Молчанов дел тридцать седьмого?
Взглянув в его глаза, я поначалу решил, что Менялов решил устроить торг — информашка за информашку такой же ценности. Но, когда мне стало ясно, что он меня практически не слышит, я решил отложить разговор на потом.
Покидал я эту квартиру с величайшим удовольствием. Когда я вышел на загаженный смогом воздух, мне показалось, что ноздри мои в кислороде. Я не мог надышаться и несколько минут провел у «Мерседеса», не садясь за руль.
Странно все это. Больной лифтер с сумасшедшинкой в глазах, виртуальная баба, которой за что-то платят немыслимые суммы, лестничная площадка, как явка гестапо в Берне, исчезающий и появляющийся там начальник СБ…
Я могу спокойно работать, когда понимаю, что делаю. А сейчас я не понимаю, зачем должен работать на Старостина. От меня что-то скрывают, и я точно знаю, что рано или поздно, и обычно рано, чем поздно, таких вот слабо информированных потом сливают, выдавая за зиц-председателей. Юрист Чекалин делал то-то и то-то, полагая, что исполняет обязанности, обозванные Говорковым «функциональными», а на самом деле он участвовал в какой-то афере, и теперь ему светит немало.
Кажется, в своих поисках истины я двигаюсь в правильном направлении, и завтрашнее совещание должно пролить на ситуацию свет. Речь пойдет о новациях в приеме на работу новых сотрудников, помимо директората, на совещание приглашен я (начальник в Саранске — что он там делает, ума не приложу), Молчанов и другие.
И вдруг меня словно ударило молнией!
