После обеда, сделав все, что было намечено на день и закончив гулять по бесконечным вызовам, я зашел в курилку и вдоволь наслушался внутриофисных сплетен. Удивительное дело. Когда в дымном помещении собираются представители одного уровня, например менеджеры низшего звена, их беседы и даже споры носят однозначный характер anti-office. Здесь и критика руководства, и предложения технократического характера, и революционные взгляды на практику сбыта готовой продукции. Но стоит только с сигаретой в руке войти в зал кому-то из властей предержащих, то есть захотелось топ-менеджеру покурить не в своем кабинете, а спуститься в народ, как темы разговоров меняются на прямо противоположные. И концепция продаж хороша, и очень ловко придумано, что график выплат заработной платы плавающий, и вообще, жить хорошо, а жить в СОС — так это просто не житие, а бытие.
Я курю только «Лаки Страйк». Когда-нибудь, быть может, лет через пять, я перестану выносить дым крепких сигарет, но сейчас, пока я еще полон сил и здоровья, затяжки, способные повалить с ног курильщика с двадцатилетним стажем, доставляют мне удовольствие. Я курю сегодня пятую сигарету с перерывами по десять минут. Дело в том, что мне необходимо дождаться появления в курилке кого-нибудь из статистического отдела. В статистическом работают в основном девушки, но если знать правила курения в СОС (есть и такие), то кручина не одолеет. Курение — не оправление естественных надобностей. Курение — это оправление надобностей искусственных. А потому если хочешь курить — ступай в общую курилку. Она настолько велика, что в ней можно проводить балы или водить хоровод вокруг елки. Мощная вытяжка сосет дым, выводит по шахтам… Впрочем, кому это интересно? Я бы о курилке вообще не упоминал, если бы имел возможность повстречаться с представителями статистического отдела в другом месте. А так мне приходится атаковать легкие крепким сортом табака и постоянно тянуться к кулеру, чтобы увлажнить горло.
Что такое статистический отдел? Это такой отдел, который нужен крупной компании как учитель пения Александру Градскому. Десять человек сидят в помещении с десятью компами, огромным ксероксом и несчетным количеством шкафов. В то время, когда «Майкрософт» вводит в оборот Vista, десять лиц женского пола складируют бумаги в файлы весом килограммов по пятьдесят каждый, и из них составляют «папки» размером с платяной шкаф Пэрис Хилтон. А жесткий диск этого отдела, в связи с невероятным количеством
Десять девочек в возрасте от восемнадцати до сорока пяти перекладывают бумаги, считают что-то на калькуляторе (я думаю, килограммы), используют при этом DOS, и на стене их офиса полуметровая, вложенная в стекло инструкция. Необходимыми в ней являются восемнадцатый и двадцать второй пункты: «при пожаре звонить 01» и «не вставлять в электрическую розетку не предназначенные для этого предметы». И хотя за свои двадцать шесть лет жизни я не встречал ни одного взрослого человека, который бы при пожаре набрал 07 или бы совал не предназначенные для этого предметы в электрическую розетку, я все-таки буду утверждать, что эти пункты по сравнению с остальными являются адекватными. Таким количеством залежалой целлюлозно-бумажной продукции похвастаться может только склад Издательского дома «Нева», а те писькалки, которые в геометрически правильной последовательности расположены на потолке, помогут тушению с таким же успехом, с каким водяной пистолет Шварценеггера поможет тушению горящих лесов Калифорнии. А потому, вспоминая о пункте № 18 инструкции, на месте девочек в случае возникновения очага пожара в статистическом отделе я не набирал бы 01, а, задрав мини-юбку до плеч, мчался на выход со скоростью звука.
Из десяти тружениц отдела курят всего две. И сегодня эти мочалки решили закурить меня до полусмерти. То есть я, ожидая их, курю и курю, а они со своими табачными спицами «Vogue» все не идут и не идут. Женщина со стажем курения в год непредсказуема, как рыба. Как никто не знает, когда у последней начнется жор, так никто не скажет за верное, когда закурит первая. Женщина со стажем курения в год может опустошить пачку за три часа, а потом, сославшись на плохое самочувствие («В груди давит, простудилась, наверное»), уйти домой. А может весь день не курить и вспомнить об этом только у дома, когда нужно будет вынимать из сумки ключи.
Но удача мне все-таки улыбнулась. В тот момент, когда я начал чувствовать, что скоро меня вытошнит, а в плещущейся в животе воде можно было разводить скалярий, я увидел приближение Тани. Вообще-то мне более интересно было бы поговорить с сотрудницей статистического отдела Кристиной. Вчера я присмотрелся ко всем и по наитию выбрал ее. Кристина в том непонятном возрасте, когда девушке хочется любить, но некого, а потому вся истома ее обращена к книжным героям. Вчера я приметил на ее столе сборник О’Генри и быстро нарисовал портрет ее героя. Теперь каким-то образом нужно оказаться в отделе, сделать это мотивированно и начать долгий путь, начинающийся, как правило, с неприметной бумажки и заканчивающийся грохотом рушащихся стен. Если между двумя этими событиями меня не убьют, я буду жить вечно. До старости, во всяком случае. А пока ясно только одно — до преклонного возраста мне дотянуть не дадут.
Таня работает в компании восемь месяцев и по меркам статистического отдела, где кадры меняются как перчатки, является едва ли не ветераном труда. Она знает все обо всех, но не каждому расскажет (см. пункт № 14 инструкции). Сомневаться в ее знаниях не приходится — человек восемь месяцев листает бумаги. Я знаю, что к Тане нужен особый подход. Дело в том, что особи мужского пола у девочек нетрадиционной сексуальной ориентации особым успехом не пользуются. То есть подходить к ней нужно решительно с дружеским пивом, а не кокетливо с коробкой конфет. Я все пытался угадать, какую роль в этой ориентации она играет, было бы лучше, если бы ей нравилась роль ведомой, так легче уболтать, но в конце концов пришел к мнению, что она ведущая, и в этой связи уже сейчас чувствую затруднения. Вот хоть убейте меня, я понятия не имею, чем живет девка, трахающая девок! О чем говорить с ней? — О футболе (женском, что ли?), об охоте? Но сколько ни напрягаюсь, я не могу нарисовать для себя портрет лесбиянки, бьющей из «вертикалки» уток на лету. Таня всегда независима, мужиков презирает и считает их дебилами. Это я понять могу. Она знает о женщинах то, о чем мужчины не догадываются со времен Адама, и не догадаются никогда. Я не вписываюсь в ее систему координат, потому что не имею никакой возможности представить себе московского бонвивана с менструальным циклом, а она такую возможность имеет.
Тихой сапой подобравшись к быстро тлеющей сигаретке, толщиной с палочку для чистки ушей, я говорю:
— Вчера был дождь, а сегодня дождя, наверное, не будет.
Таким голосом говорят собаке «хорошая собака», пока не отыщется кирпич. Она на мое заявление отреагировала, естественно, неадекватно. В смысле, для меня неадекватно, а для нее, конечно, адекватно:
— Ни хера не могу марку найти.
Для того чтобы продолжить разговор, мне понадобилось две затяжки.
— Какую марку?
— Бенгальскую.
Я согласно качнул головой. Когда теряется бенгальская марка, дело худо. Крепкая девочка, ничего не скажешь. Я бы, если б потерялась бенгальская марка, места себе не находил. Но самое поганое, что после ее ответа вообще не понятно, как продолжать.
— У меня вроде была дома…
Она посмотрела на меня тревожным взглядом:
— Восьмирупийная или десяти?
Гады! Суки!.. Стоите, лузеры, дымите, яйцами звените, луну крутите! Помогите хоть кто-нибудь!..
— Я боюсь ошибиться, но, кажется, восьми, — из произнесенного ею целого слова я выделил только ту часть, которая показалась мне знакомой.
— Невероятно! — сдавленно проговорила она. — Это немыслимо! Их же только пятнадцать!
