Все-таки передо мной женщина. Одна марка — у нее. Вторая — у меня. Всего их пятнадцать — пятнадцать, мать нашу, а не одна — так что тут невероятного?
— Найдется, — чтобы разговор зажурчал, я решил тоже быть неадекватным. — А вы когда собирать начали?
— Восемь месяцев назад, — и — затяжка в полверсты.
Это к вопросу об использовании рабочего времени. Чувак ничем не занимался, а как только устроился на работу, так сразу стал коллекционером.
— А я три года назад.
Если она сейчас меня о чем-нибудь спросит по теме…
— Ух ты.
— А то. Вы как начали?
Меня всегда интересовал этот вопрос — как люди начинают коллекционировать открытки, мурановых рыб, военные каски или пробки от бутылок, как мой начальник.
— Я же с бумагами работаю, — она пожала плечами, недоумевая, как такой взрослый человек не может понять причину, заставившую ее собирать почтовые марки. Я тоже работаю с бумагами, но мне ни разу — я подчеркиваю — ни разу не пришла в голову такая идея. Я не лесбиянка — вот в чем моя проблема, видимо. — Конвертов в отделе знаете сколько? Сначала внимания не обращала, а потом думаю — чего добру пропадать?
Опять — женщина. Она как тот эстонец, который весной подобрал лепешку говна на дороге в надежде, что пригодится, а осенью положил на место, потому что не пригодилась.
— Письма же отовсюду идут — из Словении, Америки, Ла-Манша.
— У вас и ла-маншевская марка есть?
— Две. Переписка затянулась.
— Ты посмотри. И что на ней?
— Парусник и написано: «Ла-Манш».
Таня уверена, что есть такая страна — Ла-Манш. Столица ее — тоже Ла-Манш. Жителей называют ламаншевцами, и если сказать ей сейчас, что Ла-Манш — это пролив, она перестанет со мной разговаривать, сочтя за дурака. Пролив не может выпускать собственные марки. При всем при этом она смогла правильно перевести название с английского. Это сейчас такая новая порода сотрудниц — они могут читать, переводить, работать на компьютере, говорить «о’кей» и «дистрибьютор», но если их попросить показать на карте даже не Новые Гибриды, а Новую Зеландию, они мгновенно превращаются в скульптуру «Девушка с веслом».
— А как вы их от конвертов отдираете? — я прекрасно понимаю, как марку отделить от конверта, но мне хочется, чтобы она прониклась ко мне доверием.
— А я конверт беру и держу над паром. Марка отваливается. Жаль, конечно, что гашеная, но все равно марка. И переписка только с восемью странами. А хотелось бы со всего мира марки…
В моей голове заработала программа «Поиск». Нужно срочно чем-то купить расположение этой страшной девушки, потому что сигаретка ее заканчивается, а я для нее как был сволочью, так и остался. Мельтешение файлов перед моими глазами закончилось, в окне «Результаты поиска» появилась нужная веб-страница.
Выдув дым в сторону, я интимно завис над ее головой.
— Если уж вам все равно, гашеные марки или нет, то я знаю, как вам получить марки со всего света. Но придется немного потратиться.
Она одарила меня презрением.
Я покачал перед ее носом пальцем.
— Мне ничего не нужно. Разве что бутылочку доброго «Туборга» за совет.
Она не верит в добрые побуждения.
— Ладно, «Клинского».
— А как это будет выглядеть? Я о марках со всего света.
— Не распространение и не интим. Вы просто будете покупать на почте российские марки и обменивать их на зарубежные у жителей тех стран, гашеные марки которых вы хотели бы получить.
— А если они не захотят меняться?
— Их желания никто не будет спрашивать.
— Как это?
— Вы будете писать письма, вам будут отвечать.
— А если они не захотят отвечать?
— А их никто не будет спрашивать.
В ее голове каша. Я бы уже давно все объяснил, но мне хочется посмотреть, как она реагирует на странные просьбы. Проверка меня вдохновила — у нее можно просить что угодно, она все равно потом не сможет никому ничего объяснить.
— Как это? — это ее любимый вопрос, думаю, она произносит его не менее сотни раз в день. Я склонился над ней еще ниже и шепнул:
— «Туборг».
Через десять минут мы оказались в их офисе, я мог общаться с ней совершенно спокойно, поскольку все знают, что я знаю, что она лесбиянка. Пиво я милостиво разрешил заменить на кофе. Попивая «эспрессо» из автомата, я сидел в офисе статистического отдела, изо всех сил старался не чихать и рассказывал интересные истории. Девочкам я понравился. Я, оказывается, свой парень. Несколько раз я перемигнулся с Кристиной, и она зарделась. Удивительно, но проведя такую кропотливую работу с Таней, с ее помощью я лишь вошел в их круг. За пять минут болтовни я оценил ситуацию и понял, что моя главная цель — Кристина. Она в отделе четыре месяца, то есть в том состоянии, когда полки уже не путает, но понять причину моих просьб полупрофессионального характера еще не в состоянии.
— Так что с марками? — Эта компания сексуального большинства, в которой она выглядела ангелом среди уродов, Таню утомила. Ей нужно было побыстрее узнать, как получить марки со всего света.
— Берете конверт, подписываете: «США. Одесса. Восьмая улица, дом 100. Луизе Пойндекстер». Идете на почту, вам клеят марки на конверт, и письмо уходит. Через месяц получаете письмо из Америки с американскими марками. Все.
— А что в письме писать?
Мне нравится, что первой из тех, кто в отделе улыбнулся, оказалась Кристина.
— Ну, я не знаю, — адресуясь к Тане и продолжая игру с девочкой Кристиной, и изо всех сил стараясь последней понравиться, пробормотал я. — Напишите: «Луиза, лет ми нау уэн ю уонт то си ми».
— А если она не захочет меня повидать?
Я не имею ничего против нетрадиционно ориентированных сотрудников компаний, но это очень тупая лесбиянка. На ее месте, будь я просто тупой, я бы сказал: как же так, Луиза Пойндекстер — это героиня романа Рида «Всадник без головы». Как же она мне ответить может?
— Таня, когда конверт придет в США, местные почтари поймут, что нет ни города, ни адресата. И они отправят письмо вам обратно, налепив свои марки. Кристина Варламова, если не ошибаюсь?
Переход настолько неожиданный, что головы подняли даже те, кто работал с бумагами. Девочка посмотрела на мой палец, выставленный в ее сторону, и призналась — это она. Прищурив правый глаз, я продолжил гнать дуру:
— А не вы ли в мае принимали под роспись утратившие силу договора из отдела рекламы дочернего предприятия СОС в Питере «СОС-медиум»?
Поскольку разговор шел уже не о марках, и я не улыбался, девушке сразу тоже перестало быть весело. Сейчас я был не своим парнем, а юристом Чекалиным, о независимости которого в СОС разговоры уже, я знаю, пошли.
— Я не помню… тысячи бумаг… если бы знать номер входящего…
Я нахмурил лоб.
— Семьсот сорок пять… Нет, семьсот сорок… Где Виктория Марковна? — Я точно знаю, что Виктория Марковна, сорокапятилетняя старая дева, или, как выразились бы на совещании, «лицо женского пола, не практикующее половые отношения с лицами противоположного пола», сидит у окна и точит меня
