Кто-то открыл входную дверь паба, и внутрь ворвался поток холодного воздуха. Мы с Артом несколько минут сидели молча, нам было неловко. Я продолжал пить, судорожно пытаясь найти в кружке последние капли.
Наконец, Арт нарушил молчание.
— Как идут твои исследования?
Я поднял голову от кружки.
— В университете отстаю, — осторожно проговорил я. — Проект доктора Кейда стал главным в моей жизни.
— Но разве ты не хотел такой жизни?
— Не знаю, — ответил я. На мгновение у меня все поплыло перед глазами. — Я не знаю, какой жизни хотел.
Арт заказал еще пива.
— Ты всегда можешь вернуться в общежитие, — заметил он. — Тебя в доме никто не удерживает.
— Но мне нравится дом.
— Конечно, нравится. Я могу перестроить график, передать часть твоей работы Дэну.
— Это будет несправедливо по отношению к нему, — заметил я.
— Несправедливо? — рассмеялся Арт. — Справедливость — враг амбиций. Если бы меня волновала справедливость, мы бы еще больше отстали от графика с проектом доктора Кейда.
Я весь прошлый семестр составлял предложение по главе о средневековой науке, но доктор Кейд отказался от него. Он даже не прочитал весь текст, потому что, по его словам, у него нет времени. Вот это определенно несправедливо, но необходимо. Я выяснил разницу между справедливостью и необходимостью.
Хауи закончил номер, послышались аплодисменты, и он тут же начал снова играть.
— Я видел в кабинете одну книгу. «Collectanea Chemica», — признался я. — Ты пользовался ею для написания той главы о науке?
Артур тихо захлопал в ладоши, но тут же прекратил и посмотрел на меня:
— Ты читал книгу?
— Только первую страницу.
— Что решил?
— Я и раньше читал про философский камень, — сказал я. — Это интересно, но напоминает мне «Сумму теологии». Фома Аквинский пытался смешать сверхъестественное с эмпирическим…
— Смешивание веры и эмпиризма всегда рискованно.
— Это невозможно, — заявил я.
Я наслаждался собственным ступором, плавал в какой-то неясной, расплывчатой паутине. Пальцы на ногах слегка покалывало от тепла. Несколько минут мы с Артом сидели молча. Я притворялся, что смотрю на играющего Хауи.
— Не так уж невозможно, — внезапно сказал Артур. — Посмотри, что святой Ансельм взял в качестве девиза, которым руководствовался всю жизнь: «Fides quaerens intelligentiam» — «Вера ищет понимания». Он показал, как можно использовать разум для разъяснения и истолкования сути веры. Они могут работать вместе: вера — на одной части весов, разум — на другой. Самой важной является точка, в которой они приходят в равновесие. — Он поднял руки над столом, изображая весы. Ладони смотрели вниз, обе руки то поднимались, то опускались на все более незначительное расстояние, и, наконец, остановились на одном уровне. — Я думаю, что здесь и заключается истина.
— Истина, — повторил я.
Арт устало посмотрел на меня.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Прости, — ответил я. Мне на самом деле было очень жаль, что я столько выпил. — По правде сказать, я одурел от спиртного.
— Да уж, — Артур улыбнулся. — Наш маленький Эрик становится алкоголиком — прямо у нас перед глазами.
Вскоре после этого мы ушли, практически унеся Хауи от пианино. Пришлось подождать на стоянке, пока он блевал в сугроб. Потом мы с трудом затолкали его обмякшее тело на заднее сиденье, где он сразу отключился. Художник привалился к дверце и щекой прижался к стеклу. Снег становился липким и покрывал местность тонким белым одеялом, которое в тусклом лунном свете казалось пятнистым и подтаивающим. Я тоже чуть не заснул. Меня укачали ритмично работающие дворники и тихий звук, издаваемый шинами «ягуара» на слякотных дорогах. Алкоголь подействовал, словно укол морфия.
Двигатель выключили, и я проснулся, открыл глаза и увидел Дэна, который шел по мощеной дорожке к входной двери. Одет он был по-зимнему. Наверняка это был Дэнни, судя по очертаниям профиля. Парень нес под мышкой большой глиняный горшок или кувшин. Фары на короткое время высветили его спину, затем Арт их выключил. Часы на приборной панели показывали час ночи.
— Эй, Хауи, — Артур повернулся и схватил Хауи за плечо. — Вставай. Вставай!
Хауи открыл один глаз и быстро снова закрыл.
— Я буду спать здесь, — произнес он серьезным тоном, устроился поудобнее и сложил руки на груди.
— Ты замерзнешь.
— Значит, замерзну. Отвали.
— Хорошо. Отвалю.
Арт выбрался из машины и захлопнул дверцу. Я ждал мгновение, не зная, что делать, потом оглянулся на Хауи. Лицо у него расслабилось, волосы прилипли ко лбу, широкие плечи опустились. В машине пахло винными парами.
Двигатель молчал. Снег бился в окна.
— Если ты не придешь в дом в течение пятнадцати минут, я вернусь, — пообещал я и выбрался.
В доме было душно и жарко. На резиновом коврике в прихожей стояли ботинки Дэна, снег таял и собирался лужей вокруг них. Свет не горел нигде, кроме кухни. Из-под двери пробивалась тонкая полоска желтого свечения. Покачиваясь, я направился к кухне, мимо стола в столовой, который пах свежей полировкой.
Дэн стоял рядом с разделочным столом, глиняный кувшин торчал из мойки. Это был простой коричневый кувшин, покрытый старыми травинками и кусками грязи. Верх заткнули большой пробкой, которую, в свою очередь, замотали чистым пластиком. На разделочном столе лежала открытая книга с какой-то цветной иллюстрацией на раскрытой странице. Дэнни повернулся ко мне и закашлялся, затем быстро показал на кувшин.
— Травы, — сказал он.
На голове у него было все то же смешное красное кепи. Он прикрыл уши.
Арт с грохотом спустился по лестнице, ведущей в кухню, и обратился к Дэну, не видя меня.
— Предполагалось, что ты раньше его выкопаешь, — его голос звучал раздраженно. — Именно такие небрежности на самом деле…
Увидев меня, он замолчал. В лице у него что-то промелькнуло — вина, опасение, удивление, — нельзя было определить точно. Затем Артур улыбнулся и прошел к мойке.
