Решил. Но места подходящего все нет, а мы с каждой минутой оставляем за собою километры. Скоро и Никольсдорф — это последние знакомые мне места. Здесь дорога делает поворот влево, и нет опасности упасть на шоссе — инерцией меня отбросит в сторону…
— Ну, господа, как хотите, а я дальше не поехал. Не верю я им!
— Сотник, расшибетесь! — услышал я за собой.
Скатившись под откос, я вскочил на ноги. С одной из удалявшихся машин мне махали руками — это, очевидно, с той, на которой я ехал. Не получив ушибов, я отошел в низкую сосновую поросль. Колонна все еще двигалась. Впереди, где дорога начинает виться по обочине леса, «наша» колонна обгоняла колонну танкеток, которые по одной вклинивались в нее через каждые пять-шесть машин.
Когда вся колонна прошла, я снял свой мундир и повесил на сосенку, вышел на шоссе и быстро направился к Стану. Что пережил я за вторую половину дня, трудно описать. То я считал свой поступок правильным, то горько упрекал себя за малодушие и трусость. Мой поступок, совершенный из-за своего личного убеждения, плохой аргумент для оправдания, да и пожелает ли кто выслушать мое объяснение? Ведь достаточно уже и одного факта, что я не выполнил приказ Походного атамана о поездке на конференцию.
Вспоминая эти неизмеримо долгие часы, я вновь переживаю нечеловеческую боль, но сейчас не за свой поступок, а боль утраты честнейших и самых верных сынов Родины, среди которых было немало и моих личных друзей.
Запись со слов бывшего офицера Красной Армии
Вместе с генералом П. Н. Красновым и другими офицерами кубанец Ю. Т. Г. был вывезен англичанами из Лиенца 28 мая 1945 года. Когда они прибыли в Шпиталь, то офицеры штаба, к которому принадлежал и он, были помещены в одном бараке. В отдельной комнате был помещен генерал П. Н. Краснов, около которого держались другие Красновы: его дальний родственник генерал Семен Николаевич Краснов, Генерального штаба офицер Николай Николаевич Краснов, только незадолго до этого прибывший в Казачий Стан в Италии, и сын последнего, тоже Николай Николаевич, — молодой офицер.
Уже вечером английский комендант объявил Доманову, что завтра все будут выданы большевикам. Это произвело потрясающее впечатление. Дома-нов совершенно растерялся. Офицеры начали сбрасывать офицерские отличия, черкески, куртки, выбрасывали документы и другие бумаги. Не обошлось без ссор и споров. Некоторые старые эмигранты стали писать группами прошения об освобождении, указывая на то, что никогда не были советскими подданными. Это возмутило бывших подсоветских: «когда надо было, то вместе, а теперь отделяетесь». Конечно, никто этих прошений не принимал.
Предполагалось свидание П. Н. Краснова с английскими представителями. Для этого вынесли его стул и поставили около проволоки ограды. Но никто для переговоров с ним не пришел, а какой-то английский солдат перевернул стул ударом ноги.
Тарусский повесился. Пытался повеситься Михайлов, но его вынули из петли.
Англичане приказали быть готовыми к погрузке завтра в четыре часа утра.
Ночью никто не спал. Г. думал о том, как бы спастись. Об этом он пытался с некоторыми говорить, но большинство боялось и думать о побеге. Но он твердо решил бежать.
На следующее утро, 29 мая, в четыре часа утра подъема не было. К 6 часам все вышли на плац, где двое батюшек, бывших здесь же, среди вывозимых, начали служить молебен. В это время прибыли машины, и английские солдаты приказали офицерам садиться в них. Офицеры оказали пассивное сопротивление, взявшись за руки. Но их разбивали палками.
Схватив первого офицера, они бросили его в грузовик. Тот спрыгнул обратно. Тогда его били палками по голове и вторично вбросили в машину. Он выпрыгнул вторично. Его вновь сильно побили и вбросили в грузовик. По-видимому, обессиливший, он больше не сопротивлялся, а только с невыразимой грустью в глазах смотрел на происходящее.
Случай с этим офицером изменил общее настроение. На всех напала какая-то апатия, и они начали грузиться без сопротивления. На каждую машину сажали по 30 человек. Некоторые просили английских солдат дать закурить.
Тогда появился какой-то английский солдат с несколькими коробками папирос и предложил папиросу за часы, независимо от их ценности. В его сумку полился поток часов, среди которых было много ценных золотых. За каждые из них он давал по одной папиросе. Его большая сумка быстро наполнилась часами. Около восьми часов утра погрузка была закончена и машины ушли.
О генерале П. Н. Краснове Г. рассказал, что на молебен на площадь он не вышел, а остался, сидя на стуле, у окна комнаты, которое выходило на площадь. Когда его увидали английские солдаты, то они бросились к окну, чтобы его вытянуть оттуда. Тогда казаки бросились на них, отогнали и сами, взяв бережно П. Н. Краснова на руки, вынесли его через окно в самую гущу казаков.
Далее Г. рассказал, как спасся он сам. О своем желании избежать выдачи он сообщил полковнику Б., который в последнюю войну играл печальную роль, пытаясь занять среди Кубанского казачества руководящее положение.
Полковник Б. радостно откликнулся на его предложение. Г. предложил спрятать его в шкаф, валявшийся перевернутым на полу барака. Тот согласился, а через некоторое время пришел очень взволнованный и сказал, что он поделился своим планом с неким полковником Н. и тот, опередив его, влез в шкаф, откуда его вытащить было невозможно.
Тогда Г. предложил Б. спрятаться под кучу одежды, бумаг и всякого другого хлама, выброшенного офицерами в углу одной из комнат барака. Когда все вышли на молебен, он положил его и забросал хламом. После этого стал искать укрытие для себя. Чердака в этом бараке не было, но он заметил, что в одном месте потолка отстает фанера. Взобравшись туда, он попробовал влезть в отверстие, но это удалось ему только наполовину, как он услышал, что в барак вошли английские солдаты. Резким движением он прорвался вперед и оказался в небольшом пространстве под самой крышей, вроде небольшого чердака.
Солдаты с шумом и хохотом прошли по бараку. Проделав в крыше небольшое отверстие, Г. наблюдал всю картину насилия над вывозимыми и обдумывал план бегства. Проволока вокруг лагеря была в три вертикальных ряда, оплетенная, как бы сеткою с большими квадратами. Он наметил наиболее подходящее место против своего барака. Но, пока офицеров не вывезли из лагеря, нечего было и думать о бегстве. На вышках стояли автоматчики, за проволокой густая цепь пулеметчиков. Некоторые пулеметы были направлены на лагерь в полной готовности открыть огонь. У ворот стоял танк.
Но, как только увезли офицеров, англичане остались только на вышках. Г. спустился вниз и сказал Б., что надо бежать, но тот на него зашикал и сказал, что до наступления ночи никуда не выйдет. Вновь забравшись наверх, Г. наблюдал, как подошли к воротам два автомобиля с офицерами. Это были дополнительно вывезенные из Лиенца.
Английский солдат, стоявший на ближайшей вышке, обратил все свое внимание на них, и этим решил воспользоваться Г. Быстро выскочив из барака, он подлез под проволоку и прошел два ряда благополучно, конечно, сильно поцарапавшись, но в третьем ряду клетки оказались мелкими. На его счастье ему удалось раздвинуть одну из них, и он выбрался за ограду, в немецкий огород. Здесь он добрался до жилого дома. Увидев его окровавленным, немцы испугались, дали умыться, переодеться, и он ушел в лес. Пока он был в огороде, то видел, как и Н. прошел его путем.
Через несколько дней он встретил и Б., который рассказал, что под хламом его обнаружили английские солдаты. Они направили на него 6 автоматов и приказали поднять руки. Тогда он показал глазами одному из них на золотые часы, бывшие на его руке. Это его спасло. Солдаты опустили автоматы и дальше пошло легче.
Г. сказал также, что он видел в огороде черкеса полковника Кучука Улагая, который также был в Шпитале. Как ему удалось освободиться, он не знает. Г. рассказал, что в Шпитале английский майор обратился к генералу Султан Келеч Гирею и сказал, что назначает его старшим над горцами и ответственным за их поведение. На это Султан гордо ответил, что когда он был на свободе, то был горским
