репатриации их в СССР.
Туда и привезли англичане офицеров и солдат полка «Варяг».
Полковник Семенов протестовал и требовал вывода их из этого лагеря. На следующее утро его позвал английский офицер, с которым был и советский комиссар. Последний вполголоса предупредил англичанина быть осторожным, так как они понимают английский язык.
Семенов повторил свое требование о выводе полка из этого лагеря. Англичанин выслушал его и согласился, сказав, что завтра полк будет переведен в другой лагерь. Но комиссар заявил, что он требует убрать его немедленно, так как солдаты «Варяга» ведут пропаганду между другими лагерниками.
Англичанин спросил, как же отделить старых эмигрантов от новых, если у них нет документов. Комиссар ответил, что он определит и без документов. Он просил построить полк и вызвать старых эмигрантов.
Семенов это выполнил. Вышло около двухсот человек.
К ним подошел комиссар и, внимательно посмотрев в глаза правофлангового, спросил, откуда он. Тот уверенно ответил, что из Белграда.
Комиссар подошел к следующему. И этот, на его вопрос ответил, что из Белграда.
— Откуда? — повторил комиссар, глядя в упор на спрашиваемого. Последний ответил, но менее уверенно:
— Из Белграда.
— Откуда? — спросил комиссар еще строже.
— Из Ростова, — ответил спрошенный.
Поймав, таким образом, еще двух-трех человек, комиссар обратился к стоявшим перед ним и предложил новым эмигрантам отступить назад.
— Все равно, я разберусь кто из вас откуда, — добавил он.
После этих его слов в строю остались лишь старые эмигранты и среди них только два-три, выдержавших взгляд чекиста. Затем он обратился к англичанину и сказал:
— Как видите, — мне документы не нужны!
Полковник Семенов отмечает, что действительно, под тяжелым взглядом чекиста, Люди терялись.
Письмо протопресвитера о. Михаила Польского (от 9 июня 1959 года)
Глубокоуважаемый и дорогой Вячеслав Григорьевич.
Представители русской колонии в Лондоне по предложению английского офицера-переводчика при лагере командировали меня в лагерь для совершения богослужения.
Лагерь был многочисленный, советских офицеров (военнопленных) было человек сорок в отдельном бараке. Английский офицер водил меня по баракам и на кухню. Меня поразил стол. Они имели то и в таком количестве, чего не имели обыватели англичане.
— Почему такая роскошь? Офицер мне сказал:
— Администрация решила, что перед отправкою на советскую родину пусть вспоминают добром Англию.
Горы масла, туши ветчины, не говоря о прочем. Никого на кухне и возле, кроме русских. Они все это тащат, раздают, готовят на кухне.
Я окружен был тоскующими ребятами и взрослыми мужами-солдатами. Разговор был один: «Неужели отправят в Россию?»
Я не знал, что говорить. Советовал просить, подавать петицию, высказывал разные предположения.
Делали спевку перед службою. Все знают, отлично поют. Среди поющих был советский офицер, который очень тосковал и следовал за мною по пятам, говоря все о том же — о спасении от репатриации.
Не желая нарушать лагерный порядок, я назначил литургию рано, до начала обычной лагерной жизни. Огромный барак был переполнен. Позади всех — советские офицеры, видимо из любопытства.
Исповедовал человек семьдесят наскоро. Пели дружно и с большим подъемом. Но дальше произошло самое затруднительное для меня: причащаться стали поголовно все (кроме разве [бывших советских] офицеров), конечно, и мой офицер причащался.
Я не смог отказать неисповедывавшимся, не решился объяснять теперь, но остановился на мысли, что пусть люди готовятся к смерти, к своим новым испытаниям. Святых даров едва хватило с последней каплей.
Я привез для солдат несколько музыкальных инструментов и порядочно книг (беллетристику), о чем просили нас заранее. Нужно для тоскующих лагерников.
Потом оказалось, что библиотеку просмотрели офицеры-приемщики из внелагерного надзора и много книг «контрреволюционных» изъяли.
Погрузка на пароходы происходила потом под охраною английских войск. Тот же английский офицер рассказывал мне эту историю. Советские офицеры кого-то из своих товарищей во время пути выбросили за борт.
В Одессе в одних гимнастерках их выстроили на набережной и увели. Больше никто их не видел (английский офицер, провожавший протопресвитера по лагерю и рассказывавший ему о прибытии в Одессу, сопровождал транспорт с военнопленными из района Средиземного моря).
В Англии были побеги из лагерей и довольно удачные. Эти люди сохранились.
Некоторые русские были среди поляков и украинцев. Эти тоже сохранились.
В одном лагере англичане не выдали русских, а предложили советчикам самим взять эту группу, но без применения оружия. Их военнопленные встретили руганью и камионы удалились.
В другом месте среди польского лагеря искали русских. Заночевавшие в лагере советские офицеры- сыщики будто бы были убиты и трупов их нигде не нашли. На утро всех осматривали, обыскивали, но все прошло бесследно.
Были ли казаки в английских лагерях — не знаю.
Какие-то осложнения при отправке были, но какие именно, сейчас не помню.
Переданы советам были только русские. В украинских лагерях были и русские, терпели они там притеснения и издевательства.
Украинство, определенно, поддерживалось английской администрацией. Я знал украинских интеллигентов, которые разъезжали с лекциями на казенный счет. Был я и в другом, смешанном лагере, по делу одного парня. Почти мальчик, он искал своих родных и очень боялся выдачи большевикам.
О чем англичане молчат
Письмо из Англии:
<…> В средине июля 1944 года в Англии было организовано несколько лагерей, в которых размещены военнопленные, захваченные союзными войсками в боях, последовавших за высадкой в Нормандии. Особенно большая группа пленных была захвачена в Бресте, где находился один из главных центров организации, возглавляемой Тодтом, строившей «Атлантическую стену». Рабочая сила для этой организации рекрутовалась, главным образом, из русских и польских военнопленных, а также из людей, вывезенных немцами из стран восточной Европы для работ в Германии.
Союзное Командование принимало все меры для того, чтобы привлечь этих людей на свою сторону. На занятые немцами местности вдоль Атлантического побережья сбрасывались аэропланами листовки на немецком, русском, польском и украинском языках, а союзное радио непрестанно подавало на этих языках призыв к сдаче, обещая сдавшимся всякие блага. Способные по возрасту и состоянию здоровья к военной службе поляки могли сразу же быть принятыми в состав польской армии, а русским, украинцам и людям других национальностей обещалось особое льготное содержание в лагерях до конца войны.
