веселость, неподдельно выразившаяся в лице Василия Никитича, и уступчивость этого человека, за минуту еще упорно стоявшего на своем. Все это неминуемо породило бы сомнение в справедливости его слов. Но не таков был стоявший перед ним простодушный, доверчивый народ, принимавший всякое слово за чистую монету. Только конторщик догадался, что Василь Никитич задумал что-то, да в уме Ежа мелькнуло недоверие.
— Значит, ваше почтение, по хозяйским ценам рассчитаете нас? — спросил он.
— Ведь я сказал! Что ж еще?
— И у больных не вычтете? — тем же тоном спросил он, пытливо и недоверчиво смотря в глаза его.
— Я, братец, не привык обманывать! Понимаешь?
— Пошли вам господи!.. Простите, что пообидели…
— Вот это дело! Наговорить-то, ребята, вы много наговорили мне. Особливо вот ты, братец, напел! — обратился он к Ежу. — Не злопамятен я, всегда готов для человека добро сделать!..
— Простите, коли лишнее что сгрубил, ваше почтение!..
— Я добрый, ребята!
— Ужо уж при получке похвалим, ваше почтение!..
— Ну, получку-то, молодцы, вам все-таки подождать нужно. Ведь вас сто пятьдесят человек, переделать-то все расчеты не легко; дня три-четыре нужно. А теперь за то, что поладили делом, — так и быть, уж распорядись, Николай Дмитрич, выдать им по чарке водки!
И заликовал прииск после поднесенной чарки водки, зашумел в бараках говор, полились и веселые песни, и не было счета благословениям и похвалам из простодушных уст добродетельному Василию Никитичу, который через час после этой сцены послал донесение о бунте рабочих с надежным верховым конюхом горному исправнику, резиденция которого находилась в 80 верстах от этого прииска.
Через двое суток на прииск прискакал исправник в сопровождении конвоя казаков. Следствие о беспорядках было непродолжительно. Главные зачинщики: Еж, Фрол Иваныч и Памфил Карпыч были отправлены в Т… острог, остальные под конвоем препровождены обычным порядком.
Не прошло и полугода, как Фрол Иваныч и Памфил Карпыч, оставленные по приговору судебного места в подозрении, были выпущены из острога без всяких последствий. Старик Фрол не покинул Ежа до самого решения дела. Пропитываясь милостыней, он оделял его деньгами и утешал теплым словом. Ежедневно, во всякую погоду, можно было встретить его идущим в острог или со связкой крендельков в руках, или с булкой и с туяском молока. С искренними слезами горя на глазах он проводил его по широкой дорожке, проторенной не колесом, не копытом, а людским горем…
ПРИМЕЧАНИЯ
Все включенные в данную книгу рассказы Н. И. Наумова написаны на материале жизни крестьян и рабочих Сибири. Автор родился в Тобольске, служил в Омске и Томске советником губернского правления. Умер в Томске. Писать начал в 1859 году. Печатался в газете 'Искра', в передовых журналах: 'Современник', 'Дело', 'Отечественные записки', 'Русское богатство'.
Рассказы Н. Наумова почти документальны по своей фактической точности. В них, как правило, указаны и местность, где происходит действие, и время.
'Деревенский торгаш' напечатан в 1871 году в журнале 'Дело' № 4, 'Юровая' — в 1872 году в журнале 'Дело' № 7 и 11, 'Еж' — в 1873 году в журнале 'Отечественные записки' № 7
Все три произведения вместе с другими, наиболее острыми по политической направленности, были включены автором в сборник 'Сила солому ломит', с подзаголовком: 'Рассказы из быта сибирских крестьян', который вышел в 1874 году.
Сборник этот был настольной книгой у деятелей революционного народничества и сыграл большую роль в их агитационной работе среди крестьянства.
Примечания
1
Горы, заросшие лесом. Тайгой называют в Сибири и местности, в которых расположены золотые прииски. — Прим. автора.
2
Бывают примеры, что рабочие платят и по 2 р. за чарку, если почему-нибудь приостанавливается отпуск им вина. — Прим. автора.
