Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников

Ежегодно отмечалось взятие Нотебурга — древнерусского города Орешка, захваченного шведами в начале XVII века, а теперь переименованного в Шлиссельбург. 11 октября 1718 года царь писал из Шлиссельбурга супруге Екатерине Алексеевне: «Поздравляю вам сим счасливым днем, в котором русская нога в ваших землях фут взяла, и сим ключом много замков открыто» (в письме содержался намек на то, что Екатерина родилась в шведских владениях)⁽³³⁵⁾.

Важнейшим праздником стал день заключения Ништадтского мира со Швецией. 19 сентября 1721 года Лави сообщил Дюбуа: «В прошлый понедельник царь водою прибыл из Петергофа в столицу. На его барже развевался белый флаг, и она вошла в Неву при звуках труб и литавр. Его величество, сойдя на берег, отправился сначала к московскому вице-царю кн. Ромодановскому, а потом в кофейню четырех фрегатов, где принимал приветствия и поздравления, которые вся находящаяся в городе знать приносила ему по случаю заключения мира со Швецией. По тому же случаю с крепости палили из пушек»⁽³³⁶⁾.

В донесении, отправленном через пять дней, французский консул продолжает свой рассказ: «Царь не переставая задает всенародные пиры. Он ездил в Крон-шлот, сопровождаемый всем двором и иностранными министрами. Все были замаскированы (то есть в масках. — В.Н.) и ехали в барках, из коих образовался целый весьма приятный для глаз флот, при звуках барабанов, труб, литавр и прочих инструментов. Ее величество царица в этой поездке не участвовала по причине легкого нездоровья… На другой же день, по возвращении царя в столицу, троекратный пушечный выстрел возвестил приглашенным, что время снова садиться на барки и отправляться в Шлиссельбург. Там пиршества продолжались и праздновалась годовщина взятия этой крепости у шведов. Его величество вернулся оттуда вчера под вечер, когда в здании почты происходил обед по случаю празднования дня рождения великого князя Московского»⁽³³⁷⁾ (маленького Петра Алексеевича, царского внука).

Окончание Северной войны было отпраздновано с невероятным размахом. 8 ноября 1721 года Кампредон сообщил Дюбуа: «Не входя в подробное описание начатых в прошлое воскресенье и имеющих продолжаться целую неделю празднеств, по случаю мира, скажу лишь одно: здесь ничего не пожалели, чтобы сделать их елико возможно блестящими. Храм Януса, великолепный фейерверк и несколько фонтанов из вина и водки представляли зрелище, самое приятное для народа и достойное великого монарха, повелевшего устроить всё это»⁽³³⁸⁾.

Семидневное празднество проходило в виде маскарада. Историк В. О. Ключевский писал: «Петр был вне себя от радости, что кончил бесконечную войну, и, забывая свои годы и недуги, пел песни, плясал по столам… Тысяча масок ходила, толкалась, пила, плясала…»В конце концов публика даже устала веселиться «и все были рады-радешеньки, когда дотянули служебное веселье до указанного срока» ⁽³³⁹⁾.

Некоторые викториальные празднования носили разовый характер и так и не закрепились в традиции. Так, в начале октября 1710 года Петр I устроил трехдневное торжество по случаю необыкновенно удачной летней кампании, во время которой было взято восемь сильнейших шведских крепостей: Эльбинг, Рига, Дюна-мюнде, Пернов, Аренсбург, Ревель, Выборг и Кексгольм, благодаря чему русский государь стал хозяином Лифляндии, Эстляндии и Карелии. По большому счету цель войны со Швецией была полностью достигнута, и теперь нужно было лишь сохранить за собой эти завоевания.

Празднование началось 19 октября. Прежде всего отслужили молебен во всех русских церквах. Затем в Санкт-Петербургской крепости и в Адмиралтействе был дан пушечный салют. У входа в Петропавловский собор царь поставил своего обер-кухмейстера Иоганна Фельтена, одетого в черное платье и широкий плащ; голова его была покрыта черной фатой. Датчанин Фельтен являлся великим ненавистником шведов, однако имел несчастье родиться на границе шведских владений в Германии, поэтому Петр постоянно дразнил его и заставлял изображать шведа при всех викториальных торжествах. Теперь страдалец в траурном одеянии по обыкновению стоял у дверей собора и делал вид, что плачет. Когда входящие или выходящие спрашивали о причине его горя, кухмейстер отвечал: «Как мне не горевать, когда враг отнял у меня всю Лифляндию и я лишился там последнего своего города!»

Над Санкт-Петербургской крепостью развевался желтый русский штандарт; стоявший на Неве корабль был сплошь увешан по реям, мачтам и стеньгам разно-ветными флагами, гюйсами[64] и вымпелами[65]. В течение всего дня в городе раздавался колокольный звон. Вечером повсюду была зажжена иллюминация, а ближе к ночи устроен фейерверк. Ночью на верхней части Петропавловского собора зажглись многочисленные фонари. Корабль на Неве по реям, стеньгам, мачтам и такелажу грот-мачты был украшен великим множеством горящих шкаликов. В окнах домов выставили аллегорические картины, позади которых зажгли большое количество свечей. Многие дома были увешаны снаружи сотнями фонарей. Всеобщее веселье и попойка длились до трех часов утра.

На следующий день торжества продолжались. Санкт-Петербург расцветился множеством флагов и штандартов. Петр I со всем двором и знатные иностранцы были приглашены на обед к генерал-адмиралу Ф. М. Апраксину. Во время праздничного пира каждый тост приветствовался одиннадцатью пушечными залпами. С наступлением темноты в окнах домов вновь высветились аллегорические картины, а корабли, дома и башни повсеместно украсились фонарями. Однако в этот день вследствие недомогания государя веселье окончилось в девять часов вечера.

На третий день праздника, 21 октября, двор и высшее общество были позваны на обед к одному из богатейших петербуржцев, князю А. М. Черкасскому. Пир продолжался до вечера, а затем царь принялся со всей своей свитой ходить из дома в дом, к вельможам и прочим лицам, причем незваные гости повсюду ели и пили. В девять часов вечера Петр в сопровождении множества министров, князей и бояр явился в дом датского посланника Юста Юля, который в то время был болен. Все гости, за исключением царя, были совершенно пьяны. Можно представить себе состояние несчастного хозяина, вынужденного с трудом встать с постели, чтобы попотчевать такую прорву народа. Петр рассказывал Юлю, что, по подсчетам слуг, выпил в этот день 36 стаканов вина, однако, по словам датского дипломата, этого никак нельзя было заметить. А генерал-адмирал Апраксин хвастался, что в течение трех праздничных дней осилил 180 стаканов спиртного⁽³⁴⁰⁾.

Четырнадцатого марта 1714 года был дан торжественный пир по случаю победы, одержанной князем М. М. Голицыным над шведами в Финляндии. Первый заздравный кубок был провозглашен за царя, второй — «за всех храбрых матросов», третий — «за всех верных союзников», четвертый — «за всех храбрых воинов»⁽³⁴¹⁾.

Девятого декабря 1715 года Петр I «давал почетный пир» по случаю взятия балтийского острова Рюген. Гостям было роздано двести дынь, «привезенных водою из Астрахани»⁽³⁴²⁾.

Рождение кораблей

Большими праздниками являлись спуски на воду вновь построенных крупных военных кораблей. Так, в воскресенье 5 марта 1721 года со стапелей сошел огромный 86-пушечный корабль «Фридемахер», то есть «Миротворец». Яркое описание состоявшихся по этому случаю торжеств содержится в донесении французского посланника Жака Кампредона министру иностранных дел Франции Гийому Дюбуа от 11(22) марта 1721 года. Петр I лично присутствовал при всех подготовительных работах. Для спуска корабля на Неве был вырублен лед. Как только судно сошло на воду, раздалось 20 пушечных выстрелов, а затем царь отправился за супругой, находившейся со всеми дамами своего двора в санях на льду. Кампредон повествует о последовавшем затем празднике как его очевидец и участник торжественного мероприятия: «Я был приглашен на эту церемонию и должен был вместе со всеми другими взойти на корабль, где были приготовлены столы, уставленные, по случаю поста, всевозможными рыбными блюдами. Царица с придворными и городскими дамами поместилась в первой кормовой каюте. Царь, в качестве вице-адмирала, во второй каюте и за вторым столом».