Белый Орел вынырнул из мрака. Зачем Яри превратилась в половинку. Айван летит в пропасть
Где-то высоко сияла вершина, багровый свет струился по крутым склонам. У подножья лежал снег. Белый Орел вынырнул из пены мрака. На его спине сидела Яри-половинка. И — весело смеялась!
— Приехал? — крикнула она. — Вот, теперь у цели ты. Неужели на таком ровном месте заблудился? Почему стоишь?
— Половинка, половинка! — яростно закричал Айван, потрясая кулаками.
Белый Орел опустился еще ниже.
— Хоть и половинка, да вверху.
— И когда ты успела половинкой стать? Ведь со мной шла!
Белый Орел летал так низко, что почти задевал Айвана крыльями.
— Далеко ли уехал? — дразнила его Яри-половинка.
— Тэрыкы, зачем на себе ее носишь? Разве круглые у тебя. глаза, как у совы?
Но Белый Орел не обиделся, хотя для жителей тундры это было самое тяжкое оскорбление — круглые глаза!
— Совой тоже могу стать, — сказал он. — Ведь все летающие и бегающие — мои братья.
Но через эти горы даже Белый Орел человека перенести не может — только половинку.
Пришлось Яри такой стать.
— Довольно разговоров! — рассердилась Яри и бросила Айвану свой колдовской бич с бубенчиками. — Лови! Хоть потешишься…
Схватив бич, он принялся, хлестать собак. Они рванулись вперед! Айван чуть не слетел с нарты.
Остроухий, Хмурый, Пятнистый вмиг пересекли эту странную землю и, не сбавляя хода, поскакали вверх по неприступным склонам. Теперь он догадался.
Яри стала половинкой, а Тэрыкы превратился в Белого Орла для того, чтобы принести Айвану колдовской бич с тремя бубенчиками, надо заставить собак бежать по отвесным скалам. Ведь его нельзя из рук в руки передавать — только по воздуху. Иначе остался бы юноша тут, у подножья Запретной горы, как оставались до него те, которым удалось миновать даже Спрашивающего и Отвечающего. А он так разговаривал с Яри! Ведь не могла она иначе сказать — половинка. Ничего до конца не договаривает…
Сверкающие ледяные утесы, жесткий наст, острые, как лезвия ножа, выступы… Облака расступались и смыкались позади. Словно на незримых крыльях, оскалив зубы и вонзая когти в лед, неудержимо стремились вверх и вверх собаки, а нарта стрелой летела за ними!
Вот и вершина. Да, теперь пришел конец его пути. Конец всех концов. Впереди, окруженная яркими столбами багровых сполохов, извергая клубящиеся облака, словно необъятная пасть, чернела бездонная пропасть! На самом краю нарта ударилась о камень, и Айван полетел кувырком прямо в ее разверстую пасть.
Вот он — Сверху Сидящий! Почему счастье в сытой жизни. Последнее испытание
Он влетел в тишину. Разом со всех сторон костяные холодные руки схватили! Словно капканы вдруг защелкнулись. Наклонились к Айвану желтые головы с каменными зубами.
— Отпустите его, крепкоголовые. Он в отдушину вошел, значит, наш человек, — раздался голос.
Встал Айван на застывших от летания ногах перед Сверху Сидящим. Как он велик!
Только ноги его перед собой видел, не смел поднять лицо. Никто не смеет посмотреть в глаза Сверху Сидящему без его разрешения.
Снова раздался голос, такой тихий, словно и нет его. Как будто в голове кто-то песок пересыпал.
— Ты пришел?
— Убери страх из моего сердца, — попросил Айван.
Голос его громом прозвучал. И тотчас ярость послышалась в тихом голосе:
— Тихо!
— Разреши… — шепотом сказал Айван.
— Еще тише.
— Взглянуть на себя разреши, — еле губами пошевелил.
— Двигайся тихо, разговаривай очень тихо, думай тоже тихо. Среди теней находишься.
Можешь взглянуть.
Поднял глаза. Вот он — Отец всех людей. Величавый, могучей и неподвижный. Глаза полуприкрыты и вдаль смотрят.
Помощники его тут же. На голове синий, как ясное небо, Ункой, знающий незнаемое.
На левом плече черный, как звездная ночь Инкой, слышащий неслышимое. На правом плече алый, как живой огонь, Энкой, видящий невидимое.
Взгляды пронизывали Айвана насквозь. Молчали — со смертными разве разговаривают?
Говорил кто-то тихий и скрытый от глаз. Он лишь передавал то, что должно быть сказано.
— Со Сверху Сидящим говорить хочу, — сказал Айван.
— Нельзя сейчас говорить с ним.
— Он спит? Так разбудите его.
— Он никогда не спит.
— Он думает?
— Он не думает. Думают, когда не знают, он же знает все.
— Что же он делает?
— Он сделал все.
Юноша не знал, что сказать.
— Но… чем же он все-таки занимается?
— Он пребывает.
Пронизывающие взгляды. Угрожающая тишина. Тихий голос, от которого немеет спина.
— О чем говорить хочешь?
— Слова людей принес.
— Слова живых не нужны ему. Умрут — сами все скажут здесь.
— Плохо живут люди! Хотят хорошо жить.
— На земле все живут плохо. Тут хорошо жить будут.
Снова замолчал юноша. Что скажешь?
— Но ведь мучаются они!
— Как бы плохо ни жил человек, собака его живет еще хуже. По ведь не докучает она никому своими жалобами.
— Зачем тогда язык нам дан?
— Послушать, что скажете. Однако ничего умного не говорят люди. Наверное, придется язык отобрать у людей.
— Солнце уже отобрали! — вырвалось с болью у Айвана.
— Тихо говори. Солнце повелел Сверху Сидящий отобрать. Посмотрел на землю и видит: едят бесконечно люди. Утром едят, днем едят, вечером тоже почему-то едят. Даже ночью встают, чтобы набить свой ненасытный живот. А людей множество. В одном месте кончают есть, в другом начинают. Решил посмотреть Сверху Сидящий, что едят. Стал зверей считать и многих недосчитался: съели их люди. Многих рыб в воде недосчитался, птиц в воздухе, растений на земле недосчитался. Уже за такое принялись, чего раньше никогда не ели. Понял Сверху Сидящий, что так всю землю опустошат прожорливые люди. И велел своим помощникам снять Солнце с неба. Пусть темно станет на земле, да так, чтобы человек в собственный рот кусок не сразу положить мог. Станет человек меньше есть, больше думать, вот тогда каждый зверь, каждое существо скажет за это спасибо.
