Ни свечек, ни лампад, ни огонька,
Лишь Спаса всепрощающие очи
Вдруг вспыхнули впервые за века!
Трон осквернён
пороком и лукавством,
Здесь Лысая Гора,
где столько дней
Бесовство пьёт
за упокой славянства,
И в чашах кровь,
и серный дух над ней.
Уже совсем святынь не стало отчих,
Двуглавый -
словно с двух сторон ослеп.
И хам заморский ошалело топчет
И крест, и души, и священный хлеб.
Ужель сказать не может
русский слова,
Ужель по воле тех, кто правит им,
По норам
ждёт Пришествия Второго,
Что, мол,
воздаст и мёртвым, и живым?
Смотри, соседка,
ты дождёшься чуда,
Не Страшного суда, а дня, покуда
Сживёт тебя со свету твой иуда,
А там - и нас…
Подумай хорошенько:
А может, право, перед судным днём
Послать нам хлопцев
батьки Дорошенко,
Чтоб твой чертог очистили огнём?
Дабы опять слепыми за тобою
Нас не пригнали, как овец,
гурьбою
К иной кошаре, где твоих до шкуры
Уже остригли и сдают с натуры.
Так отзовись из помрачённой дали,
Подай хоть голос:
ты ещё жива ли?
А то, не слыша твоего глагола,
Уже и Спас тревожится с высот:
'Коли молчанье,
как в пустыне голой,
То есть ли, вправду,
там ещё. народ?'
ГУЛЯЕТ
Над Украиною 'во время люте',
Когда старик, чья молодость - война, Сбывает с голодухи ордена, - Такие иногда гремят салюты, Ну впрямь чуму встречает сатана!
Под свист ракеты, треск петарды бойкой, Зажатый фейерверками в кольцо, Седой учитель тихо над помойкой Склонился, пряча очи и лицо.
А новые владельцы Украины Жируют разудало день-деньской! И в чашах яро багровеют вина: Гуляет панство. на крови людской.
*
А ну, срывай 'московской' янычарке Головку с плеч, коль так заведено! Так что, коллеги, опрокинем чарки За то, что живы. были вы давно?
.За пятой мы оплачем Украину, Устроим спор-грызню за булаву И спишем все невзгоды и руины На клятых инородцев и Москву.
А коль похмельем утро не украсим (Хотя и завалялся шмат сальца),
ПАНСТВО
Во время люте… Т. Г. Шевченко
Шутихи в небе рвутся звездопадом, Да пушки бьют на киевских горбах, И под весёлый грохот канонады Все, кто полёг в атаках и блокадах, Перевернулись в собственных гробах.
Глядит толпа, не понимая сути, В глазах вопрос колышется едва: Так чей же праздник отражён в салюте Над Украиною
'во время люте'? .Молчит в ответ забвения трава, Земля в косынке чёрной - как вдова.
Как быть нам, люди?
* *
Носы один другому порасквасим - И всё ж. за мировой пошлём гонца.
Под щедрым компанейским Водолеем Остатки пира на столы снесём. И вдруг, на третьей где-то, прохмелеем: Так жили мы - иль отбыли. и всё?
.Но снова вихрь - и снова нарастает По кругу переодеванье душ. Как быть: усы - иль бороду оставить?! Иль то и сё - на случай новых стуж.
С кем будет нам труднее, с кем вольнее - Не разобрать без чарки и. Москвы. Так лучше наливай, сосед, полнее, И всё сначала повторим, увы.
А ну, срывай 'московской' янычарке Головку с плеч, коль так заведено! Так что, коллеги, опрокинем чарки За то, что живы. были вы давно?
БЕЛАРУСИ
Три берёзы. Четвёртая - стала огнём. О, прости!
Ты прости мою память,
хотя не прощай её лучше.
Будут вёсны любимым зелёные письма нести,
Но один адресат никогда уже их не получит.
Стал я сед, словно лось. Стал я бел, будто ядерный дым.
На обугленный мир мои очи дождями упали.
Ты простила б, как мать, эту страшную память, Хатынь,
Но - коль ты сожжена - кто же будет прощать эту память?
Ты прости. Я не смею касаться болезненных ран. Но когда меня вечер окутает вечным туманом, О, позволь, Беларусь, перейду я печальный курган И у тихих берёзок задумчивым явором стану. .Хотя б вдалеке.
ПОСЛЕДНИЙ
И он придёт, с печалью мировою, Момент, когда в края, где вечны сны, В конце концов уйдёт Последний Воин Великой и Священной той войны.
Душа бойца потусторонним краем Шагнёт спокойно на высокий Суд, И от осколков давних
перед раем Вокруг неё сияния взойдут!
И даже Пётр, кто все века спокоен, Дивясь на чудо этой новизны, У Всеблагого спросит: - Что такое?
