Вы не наблюдали такую странную закономерность? Чем дальше люди от Бога, тем с большим пафосом повторяют они этот эпиграф из романа Хемингуэя — строки, написанные в XVI в. английским поэтом Джоном Донном. Колокол-то — церковный инструмент. В данном контексте он звонит, приглашая людей на чьё-то отпевание, и поэт напоминает читателям о памяти смертной, говоря: 'Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе'.
Дружба, любовь и экологическое сознание
Но мы отвлеклись, вернёмся к сути. А она такова: гуманистический колокол оглушает людей массой бесспорных истин. Но приём этот не столько музыкальный, сколько манипулятивно-психологический. Тебе говорят нечто абсолютно очевидное и, казалось бы, не требующее специальных деклараций и обсуждений. Что-то такое, с чем ты просто не можешь не согласиться и даже недоумеваешь, зачем особо оговаривать такие прописные истины. Ведь всем всё и так ясно.
А затем стопроцентно согласному и в то же время обескураженному (то есть обезоруженному) 'клиенту' вкладывают в голову совсем уже не бесспорную мысль. И он, с одной стороны, по инерции, а с другой, находясь в некотором обалдении, продолжает согласно кивать. Получается своего рода интеллектуальная западня. Хоть и несложно устроенная, но весьма надёжная.
Рассмотрим действие этого механизма на нескольких примерах и для большей наглядности прибегнем к некоторой гиперболизации. Представьте себе, что в один прекрасный момент вы услышите: 'Каждый человек имеет
право дышать'. Что на это возразишь? Ну да, конечно, имеет, а как же иначе? Ведь все дышат, дыхание — основа жизни. Из памяти непрошено выскакивает круглая буковка, обозначающая кислород… Вот только зачем какие-то особые права? Хотя, наверное, в современном мире всё должно быть чётко определено и законодательно сформулировано. Мы же строим правовое государство…
И не успеете вы одобрить это бесспорное, пускай и неожиданное право, как возникнет следующий постулат: воздух, которым человек дышит, должен быть чистым. Опять-таки не поспоришь. Кому охота травиться? Вон какие ужасы пишут про загазованность в больших городах!
Ну а дальше всё как по нотам: сначала штраф за загрязнение воздуха и продажа баллончиков с экологически чистым воздухом (как в современной Японии). А в перспективе — налог на воздух и, если позволит наука, приватизация воздушных ресурсов с перекрытием кислорода злостным неплательщикам. Ведь права — не будем забывать! — неотделимы от обязанностей.
Вам кажется это нереальным? Но следующий пример, который мы приведём, ещё недавно тоже казался чем-то фантастическим. А берём мы его из старого доброго журнала 'Мурзилка'. На нём выросли не только родители сегодняшних детей, но и некоторые прабабушки.
Открываем номер за сентябрь 1996 г., который случайно (или промысли-тельно?) залежался у нас в стопке старых журналов. Видим рубрику с названием, вполне соответствующим духу времени: 'Твои права'. 'Ребенок не обязан быть как все' — бросается в глаза маленьким читателям красный лозунг, выделенный красным шрифтом и синей рамкой. Правильное утверждение? — Конечно, правильное! Каждый человек знает, что в мире нет двух абсолютно одинаковых людей. Даже близнецы — и те не вполне идентичны. Только зачем на это получать специальное право? Ведь то, что все люди рождаются разными, вообще не лежит в категории прав. Так распорядился Бог, и не нам Его решения отменять. Даже если бы сегодня во всех конвенциях и конституциях записали, что ребенок обязан быть как все, дальше записи дело б не пошло, потому что такое просто невозможно.
Но вот каково развитие мысли. 'Если ребенок чем-то не похож на других, — поучает автор, Инна Гамазкова, — никто не имеет права переделывать его, заставлять, требовать, чтобы он был как все. Если ребенок особенный — пусть таким и останется!' (стр. 24).
Стоп-стоп-стоп! Это как? А если особенность ребёнка заключается в том, что он любит набрасываться на всех с кулаками или плеваться наподобие верблюда? Ведь бывают и такие 'особенные' дети. Что, не переделывать? Не требовать, чтобы он вёл себя прилично? Не сметь посягать на его самобытность?
А бывают дети настолько своеобразные, что хлебом их не корми — только дай что-нибудь взорвать. А бывают гиперактивные. Не успеешь оглянуться, а он уже на шкафу сидит или норовит сигануть с балкона. Не похож на других? — Не похож. Выходит, пусть разобьётся, лишь бы не были нарушены его права?
Автор, наверное, и сама понимает, что её постулат не бесспорен. Поэтому в лучших традициях НЛП (нейролингвистического программирования) амортизирует свой 'билль о правах' душещипательной историей про Ганса Христиана Андерсена и его 'Гадкого утёнка'. Дескать, не мешайте ребёнку вырасти в прекрасного лебедя. В лебедя-то оно, конечно, пусть взмывает в небесную синь. Только при чём тут маленький хулиган, который таким образом получает право вырасти во взрослого бандита, или ребёнок, который, если соблюдать его права, следуя формулировке мадам Гамазковой, станет практически необучаемым и имеет все шансы превратиться в психического инвалида?
Можно, конечно, возразить нам, что одно дело особенный ребенок, и совсем другое — больной. Но в трактовке цивилизованного общества эти понятия давно тождественны. На Западе психически больных детей так и называют 'особенные дети'. Когда мы были за границей, иностранные коллеги неустанно поправляли нас, говоря: 'Не больной, а особенный'. Или: 'Эти дети не больные, они другие'.
А теперь, когда мы потренировались на более простых примерах, нам легче будет разобрать процитированный кусок из 'Манифеста'. Конечно, человек отвечает (или, вернее, должен отвечать) за свою семью, друзей и проч. И действительно, мы сейчас сильнее, чем раньше, связаны с людьми на земном шаре: летаем к ним в гости, видим по телевизору, получаем от них вести по интернету. Но из этого вовсе не следует, что нужно отменить границы между государствами, суверенитет и вообще само понятие государства.
— Так об этом же в приведённой вами цитате ни слова! — удивится читатель.
Правильно. Но мы процитировали далеко не весь 'Манифест'. А дальше, когда на смену пафосу приходит конкретика, говорится и то, и другое, и третье. Это, кстати, общая особенность глобалистских документов: пока читаешь, как всё человечество должно слиться в экстазе дружбы и любви, ничего кроме советского 'чувства глубокого удовлетворения' не испытываешь. Но знакомство с конкретными рецептами 'дружбы' охлаждает первоначальный порыв.
Начнём с границ. 'Де-факто, политические границы мира
Вот вам и рецепты, предписывающие, как именно надо дружить: официальное, а не теневое мировое правительство и международные карательные войска, плавно переводящие урегулирование конфликтов путём переговоров в ковровые бомбардировки непокорных — заметьте, уже не государств, а регионов.
Главные враги такого гуманного мироустройства, естественно, 'националисты' и 'шовинисты', и об этом тоже вполне отчётливо сказано в 'Манифесте'. Обратите внимание, сейчас клеймо националиста и шовиниста всё чаще и чаще ставят не на тех, кто призывает уничтожать другие нации и народности, а на людей, активно защищающих свою национальную культуру, землю, государственные интересы. 'Нам следует остерегаться чрезмерного подчёркивания национальных и культурных особенностей, которые могут служить взаимному отчуждению и быть деструктивными', — грозно предупреждает 'Манифест'. Ну да! То ли дело бесконечный мордобой, взрывы, убийства в глобалистской культмассовой продукции. Это, конечно, очень
