Германией в сознание советских людей» в названный период.[79] Однако некоторые историки, обоснованно доказывая наличие определенных политико-идеологических издержек от договоренностей с Гитлером в 1939-1941 гг., пытались представить дело таким образом, что большевистская пропаганда якобы была полностью парализована в результате этих договоренностей и, в отличие от нацистской, сыграла незначительную роль в подготовке к войне. [80]
В монографии исследуется вопрос о вынужденном изменении ее содержания (временный отказ от антифашистской направленности, разоблачения захватнического характера внешней политики гитлеровского руководства), а также о незавидном положении, в котором оказались в связи с этим задействованные в пропагандистской работе советские функционеры. Сделана попытка показать, что в советской пропаганде периода существования пакта о ненападении и договора о дружбе и границе с Германией присутствовали две тенденции: с одной стороны, с августа 1939 г. ее антигерманская и антифашистская направленность приглушались вплоть до полного свертывания; с другой стороны, по мере нарастания напряженности в советско-германских отношениях, связанной прежде всего с военными успехами Третьего рейха в Европе, особенно с осени 1940 г. в ней, хотя и в завуалированном виде, возрождаются антигерманские и антинацистские мотивы. Это создало предпосылки для нового пропагандистского поворота, начавшегося в мае 1941 г. В монографии обе названные тенденции показаны в неразрывной связи, что позволило сосредоточиться на освещении роли советской пропаганды в идеологическом противоборстве с нацистской пропагандой в условиях приближавшегося открытого вооруженного конфликта между Германией и СССР.
В книге представлены материалы о том, каковы были взгляды Сталина и тех функционеров из его ближайшего окружения (В.М. Молотов, А.А. Жданов, А.С. Щербаков, М.И. Калинин, Л.З. Мехлис), которые имели причастность к выработке основополагающих политико-пропагандистских документов, предназначенных для идеологического обеспечения подготовки к предстоящему вооруженному противостоянию с «капиталистическим окружением».
В современной российской и зарубежной историографии большое место уделяется проблеме социальной мобилизации в СССР на начальном этапе Второй мировой войны. В данной связи уделяется внимание политико-идеологическим кампаниям, осуществлявшимся в Советском Союзе, которые можно рассматривать как один из действенных способов ее осуществления. Это, в свою очередь, дает возможность оценить реальные возможности воздействия с помощью подобного рода кампаний господствующего режима на общественное мнение, составить представление об особенностях мобилизационных процессов.
В конкретных условиях конца 1930-х – начала 1940-х гг., когда в СССР уже существовала система тотальной пропаганды, политико-идеологические кампании осуществлялись с применением всего имеющегося инструментария, начиная от устной агитации и кончая средствами массовой информации и печати. Разразившаяся 1 сентября 1939 г. Вторая мировая война обусловливала необходимость социальной мобилизации советского общества, в основу которой была положена психологическая подготовка к неизбежному вооруженному столкновению с «капиталистическим окружением». Выражаясь языком современной политологии, это был
Несомненный прогресс, достигнутый к настоящему времени в изучении обстоятельств и хода советско- финляндской («Зимней») войны 1939-1940 гг.,[81] позволил по-новому взглянуть на содержание советской пропаганды. Однако встречаются утверждения, что, будучи примитивной, нечеткой, построенной на нереальных предположениях и дезинформации, она не выполнила задач, стоявших перед ней в тот период.[82] Подобного рода оценки, хотя и отвечают в какой-то степени реалиям «Зимней войны», однако являются излишне категоричными и не могут способствовать объективному изучению названной темы. В данной связи в монографии уделяется внимание эволюции советской пропаганды в преддверии, в течение и по завершении этой войны. Автор опирался не только на публикации своих предшественников, в которых в той или иной степени отражена названная тема,[83] но и на собственные разработки.[84]
Общепризнанна та специфическая особенность сталинского режима, что Сталин практически единолично (либо внутри «узкого круга» своих соратников) принимал важнейшие решения по основным проблемам внутренней и внешней политики. Лишь после этого принятые решения (устно или письменно) передавались по «инстанциям». В данной связи представляет первостепенный интерес содержание выступлений Сталина перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г., за семь недель до начала войны между Германией и СССР. Ранее автор монографии неоднократно обращался к анализу содержания этих выступлений, осознавая их большую пропагандистскую значимость.[85] На рубеже XX-XXI вв. появились работы отечественных и зарубежных исследователей, в которых также содержатся разнообразные интерпретации сказанного советским вождем на традиционном выпуске военных «академий» 1941 г. Здесь можно назвать российских авторов Ю.В. Басистова,[86] Л.А. Безыменского,[87] О.В. Вишлева,[88] М.А. Гареева,[89] Ю.В. Емельянова,[90] А.В. Шубина,[91] историков из Германии (Б. Бонвеча[92] и Й. Хоффмана[93]), Израиля (Г. Городецкого[94]).
В предлагаемой монографии основное внимание сосредоточено на доказательстве того, что выступления Сталина перед выпускниками военных академий явились своеобразным «посылом», главной отправной точкой развернувшейся в мае-июне 1941 г. политико-идеологической кампании, которая велась под лозунгом наступательной войны.
В таком же контексте трактуется и «Опровержение ТАСС» от 9 мая 1941 г. В книге показано, какая роль была предназначена этому опровержению, в написании текста которого принял участие лично Сталин, и какое место отводилось ему вождем в упомянутой пропагандистской кампании.
Еще одним «посылом сверху» в разворачивающейся политико-идеологической кампании явилась публикация буквально накануне германо-советской войны сталинского письма «О статье Энгельса „Внешняя политика русского царизма“, адресованного членам ЦК ВКП(б).[95] Ранее нами уже делался краткий обзор суждений авторов 1960-х – первой половины 1990-х гг. на сей счет.[96] Позднее появились новые работы, в которых затрагивается данный вопрос.[97] В предлагаемом исследовании сам факт публикации письма Сталина интерпретируется, наряду с его выступлениями перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г. и «Опровержением ТАСС» от 9 мая 1941 г., в качестве «посыла» в разворачивавшейся политико- идеологической кампании.
Как уже отмечалось, в ходе «незапланированной дискуссии» российских историков был поднят вопрос о размахе работы пропагандистского аппарата большевистской партии накануне германо-советской войны 1941-1945 гг. Исследователям удалось выявить архивные материалы по данной теме, которые были частично опубликованы и проанализированы. Эти материалы готовились в Центральном Комитете ВКП(б), Управлении пропаганды и агитации (УПА) ЦК ВКП(б), Главном управлении политической пропаганды Красной Армии во второй половине мая – первой половине июня 1941 г. В названных документах было воплощено сталинское указание о переходе «к военной политике наступательных действий», прозвучавшее в выступлении перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г. Из анализа их содержания следует, что накануне 22 июня 1941 г. в советской пропаганде наметился коренной поворот: она начала перестраиваться под лозунгом «наступательной войны».[98]
Данная точка зрения разделяется рядом российских[99] и зарубежных исследователей.[100] Вместе с тем наблюдается тенденция снизить значимость политико-идеологической кампании большевистской пропаганды, начавшейся после 5 мая 1941
