— А мы удивлялись, куда вы, мужчины, попрятались, — заметила Диана.
— Занимались стрельбой. Все, кроме моего кузена. Он утром уехал из Мэндевилла. Просил передать сожаления и проститься.
— В самом деле? — спросила леди Джи.
— Не совсем, — ответил Блейк. — Это вольный перевод одного из его бормотаний.
— Как это гадко с вашей стороны, — в шутку рассердилась леди Джи.
— Диана, — обратился к ней Блейк. — Несколько слов наедине. О том нашем маленьком дельце.
— Вот так так! — возмутилась леди Джи с округлившимися от изумления глазами. — У вас есть от нас тайны?
Менее всего на свете Диана хотела, чтобы Джорджина пронюхала о пари. Уже через несколько дней об этом знала бы вся Англия. Но она не могла оттолкнуть протянутую Блейком руку. Да и зачем? Теперь, когда ни Айверли, ни это идиотское пари не стоят у нее на пути, она может вновь обратиться к главной цели, которая и привела ее в Мэндевилл.
— Минутку.
Когда они оказались вне досягаемости слуха сестер, Блейк протянул ей чек:
— Пятьсот фунтов. Я не жалею ни об одном пенсе, потраченном на то, чтобы увидеть, как старина Филинверли влюбился в вас.
Диана внезапно почувствовала, что ей до отвращения неприятна вся эта затея. Не взглянув на листок, она сунула его в карман, решив, что отдаст все деньги беднякам.
— Как вы думаете, он ничего не знает? — спросила она.
— Конечно, нет, — успокоил ее Блейк. — Он и понятия не имеет. Сегодня он получил пачку писем. Я встретил его в холле после завтрака, и он сообщил, что его дядя умирает.
— Бедняга Айверли. Я так сочувствую ему.
— Счастливчик Айверли. Он получит в наследство фортуну.
Глава 7
Как только он вошел, его тут же поприветствовал Тарквин Комптон, сидевший с Маркизом Чейзом:
— А вот и он, новоиспеченный виконт, возвратившийся со студёного севера.
Себастьян опустился в мягкое кожаное кресло и огляделся по сторонам:
— Что ты говоришь! Я получил в наследство самый холодный и самый неудобный дом в Англии.
— Прежде чем я задачу, позволь наполнить тебе, что, кроме дома, тебе досталась самая большая угольная шахта в Англии. Теперь ни один коллекционер не сможет перебить цену на понравившуюся тебе книгу.
С Чейзом, которого обычно называли Кейном, Себастьян был знаком совсем недавно, и тот обращался к нему более церемонно, чем Тарквин. Он взглянул на траурную повязку на рукаве у Себастьяна:
— Позвольте мне выразить свои соболезнования.
— Благодарю вас. Дядя собирался умирать уже много лет. В конце концов он оказался прав. По счастью, я повидал его перед смертью.
— Вы хорошо его знали? — спросил Кейн.
— Зависит от того, что вы имеете в виду. Я жил с ним с тех пор, как мне исполнилось шесть лет. Он был необычным человеком.
— Можно и так сказать, — отозвался Тарквин. — А можно сказать, что он был ненормальным, как мартовский заяц.
— За эти годы, — объяснил Себастьян, — Тарквин пришел к убеждению, что старик был весьма эксцентричной особой.
— А как быть с таким фактом, что он за двадцать лет ни разу не вышел из дома и уже десять лет как перестал одеваться?
— Дядя был абсолютно рациональным человеком, — возразил Себастьян, оставаясь невозмутимо. — Все, с кем он должен был пообщаться, могли навестить его или написать. Ему было неинтересно иметь дела с соседями или малознакомыми людьми. А для его занятий — механических опытов и изготовления часовых инструментов — в доме было все необходимое. И его вполне устраивал свободный коричневый халат. Он говорил, что ему в нем удобно и на нем незаметна грязь.
— Итак, ты видишь, Кейн. — с иронией заметил Тарквин, — учитывая условия, в которых воспитывался Себастьян, его наряд представляет образец портняжного искусства.
— Настоящий денди, — ответил Кейн.
— Позволь спросить тебя, мой друг, — продолжил Тарквин, — а почему бы тебе не отметить получение титула и наследства покупкой новой одежды?
— Не вижу в этом особой необходимости.
Себастьян чувствовал себя лучше, чем после того утра в Мэндевилле. Еще летом он завершил дела по приобретению клуба: небольшая библиотека справочной литературы, подписка на различные серьезные журналы и гостиная, где можно было выпить и поговорить с единомышленниками. Клуб «Бургундия» стал прекрасным восстанавливающим средством после двухмесячных испытаний: смерти дяди, которого он по- своему любил; принятия на себя ответственности, от которой он отвык за много лет; и, наконец, преодоления чувства к Диане.
Последнее оказалось невозможным. Неделями он пребывал либо в ярости, либо в тоске: ярости от ее предательства и тоске, что никогда не сможет обладать ею. Когда он пытался забыть се, стараясь сохранить в порядке свою психику, ему это не удавалось. Из всего, чего он не мог достичь, перспектива никогда не увидеть Диану была самой мучительной. Все же он сумел научиться управлять чувствами и строить планы на будущее.
И сейчас на пару минут он решил насладиться теплой комнатой и кампанией друзей. Не было в мире места лучше, чем это, специально предназначенного для развлечения и интеллектуального развития избранного кружка молодых библиофилов. Тем более что среди членов клуба не было женщин, которым даже не разрешалось переступать порог здания.
Себастьян обратил внимание, что Кейн держит в руках книгу.
— Что это у вас?
Главной целью членов клуба было обсуждение различных изданий.
— Баскервилльский Вергилий.
— Превосходно. — Себастьян сначала осмотрел переплет книги, затем открыл том со страницами, набранными изящным шрифтом. — Отличный экземпляр. Люблю голубой сафьян. Где вы раздобыли эту прелесть?
— Книгу нашла моя жена.
Недостатком Кейна было стремление протащить в клуб свою жену. Себастьян, как законно избранный президент клуба, и слышать об этом не хотел. Хотя он вынужден был признать, что молодая леди Чейз хорошо разбирается в книгах, не в пример другим женщинам.
— Ты не поверишь, какие книги Кейн приобрел для своей коллекции этим летом. И все с помощью Джулианы, — сказал Тарквин. — У нее на редкость наметанный глаз, когда надо выбрать лучшую книгу в бесперспективной ситуации.
Джулиана! Неужели Тарквин перешел в лагерь врага?
Насколько знал Себастьян, леди Чейз в девичестве звали Джулианой Мертон, и он никогда бы не согласился обращаться к ней просто по имени. Он неприязненно относился к женщинам, которые предлагали при обращении опускать фамилию. Он надеялся, правда, что у Кейна не будет причин пожалеть о своем браке.