Там, где престол сатаны. Том 1

3

Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою… Буду служить Тебе, Господи, во славу Твою. И кадило – как жертва Тебе в руке моей. Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог…

С привычной сноровкой, коротким движением кисти: раз – два.

Вверх – вниз.

Вперед – назад.

Жертвеннику Твоему.

И престолу.

Возношение наше.

Ниспошли в ответ благодать Духа Твоего святого.

С кадилом этим служил еще дед; ему же досталось оно в дар от друга детских его лет, сотниковского мещанина Василия Смирнова, двадцати лет отроду ушедшего в Шатровскую пустынь, там до кончины своей подвизавшегося и бывшего близким свидетелем духовных подвигов преподобного Симеона. Больше того: сие кадило было будто то самое, с которым однажды в Святой и Великий Четверток служил преподобный, в дивный тот день после малого входа и слов: «Господи, спаси благочестивые и услыши ны», пораженный, как громом, видением Господа нашего, Иисуса Христа, в свете и славе шедшего по воздуху.

Жертва Богу дух сокрушен…

Слабым чистым звоном откликались звонцы: длинь – длинь. И цепочки звякали при каждом взлете кадила, и угль внутри мерцал красным глазом, и сизоватое облачко вырывалось наружу, веселя сердце своим благоуханием. Выйдя из алтаря, о. Петр окадил царские врата, иконостас, спустился с солеи и от севера к югу вкруг двинулся по храму. Святитель Николай зорко глянул на него; заточенный в темницу Христос встретил скорбным взором; и Богородица Казанская, свою голову склонившая к голове Сына, мягким взглядом проводила его.

Он чувствовал, как Она смотрит ему вслед.

И на прихожан, сбившихся в малое стадо, щедро послал о. Петр три волны благовонного дыма. И, следуя дальше, воскурил образам целителя Пантелеимона, святого благоверного князя Александра Невского и любимого своего Нила Сорского, старца мудрого и кроткого. И, чуть замедлив шаг возле иконы угодника Божьего Симеона, с воздетыми руками коленопреклоненно стоящего на камне, о. Петр широко взмахнул кадилом. Угль внутри просветлел и засиял ярко-красным светом.

Так же, как он сейчас, кадил престол, иконы, верующих и весь храм и сам преподобный в течение почти семи лет своей диаконской службы.

– Преподобный отче Симеоне, – прошептал о. Петр, – моли Бога о нас.

Вся надежда теперь у России лишь на небесных ее заступников. Как некогда праотец наш Авраам пытался отвести руку Божию от Содома и Гоморры – так, может быть, и они всем святым своим сонмом умоляют Творца переложить гнев на милость. Отец Петр хотел верить, что это так. И что, приблизившись к Престолу, святители, преподобные и страстотерпцы земли российской со всей возможной в подобных случаях твердостью указывают Господу хотя бы на события самого последнего времени – на страшное кровопролитие в Крыму, польскую войну, жестокие бои в Сибири… И у нас, можно сказать, под боком – в Тамбовской губернии Красная Армия без пощады добивает восставших крестьян, и в наших лесах будто бы уже появились отколовшиеся от антоновского войска отряды. Без счета по всей России погибших. Без числа – казненных устрашения ради. Без меры – пролитых слез. Дай, Господи, вместо кровавой осени лето Твое благоприятное. Не изгладь имен наших из Книги жизни Твоей.

В руке о. Петра – вверх-вниз, вперед-назад – легко летало кадило. Велик был соблазн со скорбью назвать все то, что вдруг рухнуло на Россию, приближением Конца. Сила унижена, честь опозорена, красота обезображена. Убивают при восходе солнца и при закате его; убивают при свете луны и при сиянии звезд; нет спасения невинным. Времена апокалиптические, что говорить; страшные времена. Как я сегодня здесь, в храме, – так Ангел на небесах взял кадильницу, но золотую, и наполнил ее огнем с жертвенника и поверг на землю. И разве не звучат над Россией грозные голоса? Не гремят громы? И молнии не сверкают?

Не умничай, резко одернул себя о. Петр.

Знай кади и не умничай. На все твои вопросы у Бога один ответ: терпи скорби с верой и мужеством и твори дело свое с молитвой. А то придумали: последние времена, светопреставление… Христос на облаках вот-вот в град Сотников пожалует. Да кто мы такие, чтобы Его узреть?! Бога забывшее племя – вот кто мы. Безумным усердием своим превратили Россию в пакостный Вавилон, а теперь стонем: за что?

Одиноко стоявший у правого клироса господин средних лет в хорошем пальто с меховым воротником шалью, заметно волнуясь, сказал вслед поднимавшемуся на солею о. Петру:

– Я, должно быть, к вам… на исповедь.

Кивнув ему на ходу и велев ждать, о. Петр вошел в алтарь и стал кадить престол, горнее место и брата-священника.

Тот воздел руки и запрокинул голову.

– Царю Небесный, Утешителю, Душе истины… – призвал он в помощь себе и сослужащему с ним брату благодать Святого Духа. Длинные русые, кое-где уже с заметной проседью волосы рассыпались у него по плечам. – Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецах благоволение… – с восторженным умилением дважды повторил затем он, и вместе с ним ангельским славословием прославил Господа о. Петр. – Господи, – слабым голосом произнес затем о. Александр, и тотчас со строгой сдержанностью подхватил о. Петр:

Господи…

– …устне мои отверзеши… – сияя, обращался к Небесам о. Александр, и младший его годами брат просил о том же и вслед за старшим нерушимо подтверждал:

– …и уста моя возвестят хвалу Твою.

Отец Александр припал к лежащему на престоле Евангелию. Холод его серебренного оклада восторженным ознобом проник в сердце. Господи, дай мне совершить службу Твою. Господи, укрепи меня в немощи моей. Господи, сделай меня достойным Царствия Твоего. «…те, кто достойней, Боже, Боже, да узрят Царствие Твое», – помимо воли промелькнуло у него в голове, и он взмолился, еще и еще раз целуя Евангелие: «Господи, избавь меня от рассеяния моего».

– Время сотворити Господеви, – склонив голову, произнес о. Петр. – Владыко, благослови.

Выпрямившись, о. Александр с любовью взглянул на брата. Милый мой. Брат – но не по крови только, а по пребывающему в нем христианскому духу. По служению, сильнее и выше крови нас породнившему.

– Благословен Бог наш… – с повлажневшими глазами, чуть задыхаясь, медленно начертал он в воздухе крест, осеняя им о. Петра. – …всегда, ныне и присно и во веки веков.

– Помолися о мне, владыко, – тотчас, как положено, отозвался о. Петр.

– Да исправит Господь стопы твоя, – с улыбкой на подрагивающих губах ответил ему старший брат, и сразу же с другой просьбой обратился диакон к священнику:

– Помяни мя, владыко святый.

Глубоко вздохнув, о. Александр проговорил-пропел:

– Да помянет тя Господь Бог во Царствии своем всегда, ныне и присно, и во веки веков.

– Аминь, – сказал, как печать оттиснул, о. Петр и северными дверями из алтаря вышел на солею.

Чуть посветлело в храме. От узких длинных его окон позднее зимнее утро оттесняло ночь. Тьма под куполом рассеивалась и, приглядевшись, можно было различить вверху Христа-Вседержителя, сквозь полумрак устремившего испытующий взор на сбившееся в тесную кучку малое стадо, архангелов и евангелистов.

– Миром Господу помолимся, – начал великую ектенью о. Петр. Коротким согласным взмахом обеих рук Григорий Федорович Лаптев исторг из крошечного своего хора протяжное «Господи, помилуй».

– О свышнем мире и о спасении душ наших Господу помолимся, – не