подпрыгнула, ей показалось, что она легче перышка. Опустилась она тоже легче перышка, а опустившись, опять подпрыгнула и опять опустилась. Внезапно где-то заиграла музыка, и оказалось, что Анечка, прыгавшая и опускавшаяся легче перышка, танцует.
Тогда она принялась ещё и напевать и запела вот что:
Потом музыка перестала играть, Анечка — танцевать и петь, а Соломенный Губерт перестал качаться, точно паяц на ниточках, и сказал:
— Теперь вам остаётся спасти меня!
— С удовольствием! Только научите как.
— Я могу лишь посоветовать. Вы намереваетесь ещё танцевать?
— Нет, кажется.
— Тогда вам необходимо проверить, сможете ли вы ходить.
Анечка проверила и стала ходить. Ходила она взад и вперёд, и ходилось ей прекрасно.
— Мне прекрасно ходится! — сказала она.
— Надо полагать, вы уже нагулялись! — крикнул Соломенный Губерт и хотел топнуть от злости, но тут же потерял равновесие и стал раскачиваться, точно паяц на ниточках. Анечка подошла к нему, придержала обеими руками, и он перестал раскачиваться.
— Надеюсь, вы не плачете? — спросила она, так как ей показалось, что он плачет.
— Никогда! И никому бы не советовал так думать!
— Я бы тоже никому не советовала.
— Однако вы советуете мне кое-что похуже! — крикнул Соломенный Губерт. — Вам угодно, чтобы мои ноги не отлеплялись от пола, пока вы танцуете, прохаживаетесь взад-вперёд и дразните меня.
— Вовсе я вас не дразню!
— Тогда могли бы принести мне сапожки!
Анечка принесла ему сапожки, и Соломенный Губерт спросил:
— Который правый, а который левый?
— Оба правые и оба левые.
Стоило Соломенному Губерту обуться, и он высоко подпрыгнул от радости, а когда опустился, опять подпрыгнул. Он подпрыгивал и опускался, а между тем где-то забарабанил барабан, и Соломенный Губерт, подпрыгивая и опускаясь, стал приговаривать:
Потом Соломенный Губерт перестал подпрыгивать и опускаться, но зато с удовольствием принялся расхаживать взад-вперёд, топая и приговаривая:
Потом Соломенный Губерт заявил, что, когда топаешь, неплохо ещё и притопывать. Он топнул, а потом проговорил:
И один раз притопнул. Едва он притопнул, стеклянный шар, висевший под потолком, загорелся и тут же погас. Соломенный Губерт снова топнул, снова притопнул и снова проговорил:
Не успел он сказать это, как послышался голос, словно где-то заговорило радио, только громче, намного громче. Голос приказал:
— Включить ток!
Что-то щёлкнуло, и сразу все сапожки — до колена, не выше — понеслись рысью и галопом, а с ними вместе и сапожки, в которые была обута Анечка-Невеличка, и те, в которые был обут Соломенный Губерт.
Стало быть, Анечка тоже припустилась рысью и галопом, и Соломенный Губерт — тоже. Бежали они, не зная куда.
Куда же они бежали?
Куда же они всё-таки бежали?
