от боли – хотя последствия героической гибели осы в ротовой полости окончательно рассосались только неделю спустя; Славик оплакивал торт, который он так и не смог в тот день попробовать, оплакивал праздник, шарики, аттракционы, все те удовольствия, которых его лишили во имя этой гадской природы...
«Ненавижу природу!» – повторял Славик мысленно, потому что вслух способен был только невнятно мычать.
Спустя не так уж много лет, будучи старшеклассником, Ярослав Кутепов поговорил с родителями и выяснил: они вовсе не из воспитательных целей устроили ему тот неудавшийся день рождения. Вследствие перехода папы на новую работу с перспективой повышения семья Кутеповых находилась в стесненных обстоятельствах... Выражаясь менее высокопарно, у них попросту не было денег. Ни на поход в парк культуры, ни на организацию праздника для нескольких детей – ни на что. Разве только на торт.
И билеты на электричку. Значит, какой вывод напрашивается? Общение с природой – наслаждение для бедных. Восторгаются красотами лесов и полей те, кому недоступны по финансовым соображениям иные радости.
Впоследствии Ярослав внес в это утверждение некоторые коррективы. Но общая тенденция не изменилась. Он так и не полюбил природу. Однако он сознавал, что деятельность по охране этой самой нелюбимой природы способна принести ему нехилое бабло... Которое он, согласно возрасту, потратит не на торт и не на «американские горки» в парке культуры. Поэтому вполне осознанно Ярослав Кутепов устроился в экологическую милицию. Там он сразу пришелся ко двору. Этого молодого человека побаивались. Он внушал уважение одним своим обликом. Безупречная, в высшей степени правильная внешность Кутепова, подкрепленная консервативным стилем одежды, воскрешала в памяти нечто советское... Хотя на самом деле в советские времена провозглашаемая с трибун защита природы не была поставлена на такую широкую ногу, как сейчас. Тогда все земельные угодья принадлежали государству, что обусловливало пренебрежительно-пофигичное отношение к ним, несмотря на расставленные повсюду плакаты с черным силуэтом зловещего леса и подписями наподобие знаменитого: «Берегите природу – мать вашу!» Нынешнее поле битвы за экологию – арена столкновения интересов собственников. Иногда крупных собственников, которые, как правило, занимаются какой-то оживленной, промышленной или иной, деятельностью. А это невозможно без хоть какого-то, но все же загрязнения окружающей среды. Значит, есть неплохой шанс получить... ну, деликатно выражаясь, выкуп за то, чтобы кого-то прищучить или, наоборот, не прищучить. Все в наших возможностях. Экологическая милиция – мы заботимся о вас. Заботимся о чистоте вашей воды, вашего воздуха... ваших карманов...
А природа? Чего ее жалеть! Небось она у нас огромная дурища, вся не вымрет. К тому же мероприятия Ярослава, направленные на робингудовский отъем денег у землевладельцев под маркой отстаивания экологии, приносили пользу и ей. По крайней мере, если в результате махинаций крупный собственник лишался права владеть землей, он таким образом лишался права загрязнять эту землю. А что уж там будет с ней делать новый собственник, Ярослава Кутепова не касалось до тех пор, покамест с этого нельзя будет что-нибудь поиметь. Если же (наихудший случай) собственник ничего не загрязняет, однако прищучить его требуется, вступает в действие запасной вариантик. Можно называть это провокацией или диверсией, можно не называть – смысл в том, что вчера нарушения экологических норм не было, а сегодня оно вдруг, откуда ни возьмись, появилось. И пускай владелец территории бьет себя в грудь кулаком, как горилла, и клянется всеми родственниками, включая прадедов, что ничего не загрязнял, что это какой-то неведомый конкурент напакостил, кто ж ему, граждане, поверит? А менее всего склонны к доверчивости всевозможные природоохранные комиссии, которые появляются на месте происшествия также словно из небытия, по мановению палочки предусмотрительного и не слишком доброго волшебника...
Конечно, как было сказано выше, это крайний вариант. Прибегать к нему Ярослав не любил. Не потому, что беспокоился, как бы маленькая диверсия не переросла в большую катастрофу, из-за которой природа пострадает уже в крупных масштабах; однако на таком деле могли поймать за руку, а там уж мало не покажется! Ярослав был осторожен... Тем не менее, чтобы что-то получить в наше время, приходится идти на риск. И когда это по-настоящему требовалось, Ярослав Кутепов рисковал.
– Как вы могли такое подумать? – улыбаясь, но с немалым запасом внутреннего напряжения вопрошал частных сыщиков Дмитрий Шиллер, и его лицо словно с портрета XVIII века подергивалось. – Ну да, я публикуюсь в Сети под псевдонимом Шуберт. Ну и что? По-вашему, это доказывает, что я – террорист? На этих сайтах кроме меня немало известных личностей. Причем люди все обеспеченные, успешные, не какие-нибудь маргиналы. Вот, например, математик Ползунков – преподаватель МГУ, ученый, лауреат международных премий. Всеволод Бадин – переводчик, поэт, пишет тексты для суперраскрученных поп-групп. Нодар Чаплыжников – художник, устраивает инсталляции. А помимо основных занятий мы поддерживаем работу сайтов, заставляющих критически взглянуть на общество, в котором мы живем...
– Вас-то вроде бы это общество ничем не обделило, – иронически заметил Антон. Ирония служила ему средством для сокрытия горечи: так или иначе, версия, что к смерти Кирилла Легейдо был причастен Дмитрий Шиллер, трещала по швам.
– Вот в том-то и дело, – снисходительно улыбнулся Шиллер. – Когда о кризисе современного мира твердит человек, который живет на помойке и питается остатками просроченных собачьих консервов, с ним все ясно. Как говорится, зелен виноград! Не сумел заработать, скатился на дно общества и предъявляет за это счет всем, чье положение лучше его собственного. Но в нашем случае все по-другому. О зависти не может идти и речи: мы люди преуспевающие. Значит, мы беспокоимся только об истинном положении вещей...
– Но если речь идет об истине, почему не выступить под настоящими именами? – подковырнул его Антон. – Зачем имена скрывать?
– А разве мы от кого-то скрываемся? Псевдонимы, ники – всего лишь дань сетевому этикету: мы не хотим, чтобы нас уважали за наши заслуги, мы хотим, чтобы прислушивались к нашим мнениям. Давить массой своих достижений на собеседников, которые в массе своей люди молодые и не успели еще ничем себя проявить, было бы некорректно. Но то, чем мы занимаемся в Интернете, многим известно. Вашим коллегам из ФСБ – если не доверяете мне, спросите их об этом. Моим коллегам из рекламного бизнеса – например, Кирилл все обо мне знал. Знают некоторые мои постоянные заказчики.
– Кто именно?
Когда Шиллер спокойно перечислил несколько имен и привел названия возглавляемых ими фирм и предприятий, у Антона глаза на лоб полезли.
– Но как же... как же они после этого могут вам доверять? Вы их рекламируете и в то же время ругаете буржуями. Где логика?
– А логика, уважаемый Антон, в том, что капитализм у нас получился таким же странным, как вся русская история двадцатого века. Любое богатство вызывает сомнения в его праведности, но современное русское большое богатство неправедно по определению. Если в Германии, Америке, Англии, Голландии состояния копились постепенно и приобретались трудом и каждый точно знает, на чем разбогател тот или иной капиталист, то в России с этим дело обстоит как минимум сомнительно. Помните классическую фразу: «Все крупные современные состояния нажиты нечестным путем»? Поди разберись, что стоит за каждым конкретным русским богатством: то ли золото партии, то ли финансовые пирамиды, то ли откровенный криминал. Притом умножьте начальную неясность на то, что нашим бизнесменам приходится постоянно хоть в чем-то, да нарушать закон, потому что, если все делать по закону, останешься гол как сокол: вся прибыль утечет в бездонный карман государства, на подкормку армии чиновников. И как же, извините, после этого им относиться к бизнесу и к себе? Поэтому русский капиталист, который еще не пережил окончательной атрофии совести, – это существо в глубине души робкое, терзаемое сомнениями и подспудным чувством вины. Он сознает, что все должно было бы идти как-то по-другому. Он сознает, что его благоденствие в нашем обществе непрочно. Поэтому русский капиталист не находит ничего странного в том, что я ругаю современное общество. Наоборот, он благодарен мне за то, что я в этом ему открыто сознаюсь: стало быть, камня за пазухой не держу. А отдельные личности – вы не поверите, Антон! – присоединяются к моей ругани, помогают, чем могут. Такие факты мне рассказывают – закачаешься!
Отодвинувшись от стола, Шиллер заглянул в побледневшее лицо Антона и миролюбиво завершил:
– Конечно, надо еще учитывать то, что вос-точнохристианская система ценностей не приемлет
