Борисович, но подавился комплиментом, так как снова призвал себя к сдержанности. Однако комплимент, по-видимому, обладал такой всепроникающей силой, что просочился в телефон и каким-то неизвестным науке способом проник в маленькое Ольгино ухо, зарозовевшее от близости трубки. По крайней мере, тон Ольги сделался еще более раскованным, с явственными нотками кокетства:
– А давайте сравним! В смысле – не составите мне компанию? У меня наконец-то аппетит появился, я еду в ресторан «Фазан». Там замечательно готовят птицу...
– Отлично. Где это?
Ольга продиктовала Турецкому адрес ресторана. Это было не так далеко, но Турецкий не стал от себя скрывать, что ради Ольги понесся бы на другой конец Москвы. Мысль об Ирине как-то чрезвычайно быстро и незаметно перестала служить сдерживающим фактором.
«Она нужна мне как свидетельница, – уговаривал себя Саша, – а может, и как подозреваемая.
В конце концов, издалека разглядеть человека очень трудно – так или иначе, приходится подойти к нему как можно ближе. А Ольга к тому же буквально провоцирует близость. Чего она от меня добивается? Хочет путем действительной близости – или ее иллюзии – перетянуть частного сыщика на свою сторону? Значит, она все же виновна? В таком случае следует добиться ясности, а следовательно, продолжение контактов с Ольгой Легейдо необходимо. Что же касается законной супруги Ирины Генриховны...»
Законная супруга Ирина Генриховна немедленно оказалась рядом. Нет, это был не плод воображения и не продукт разгулявшегося чувства вины перед семьей – самая натуральная, неподдельная Ирина, что называется, во плоти вошла в офис агентства. Турецкий едва успел нажать кнопку мобильного, гарантирующую разрыв связи. «Стареешь, брат Сашка, утрачиваешь квалификацию бабника», – сказал он себе, стараясь не вспоминать о том, что в прежние годы, когда эта самая его квалификация цвела и распускалась пышным цветом, Ирине тоже частенько удавалось подловить мужа в моменты, когда доказательства его связей с другими женщинами не оставляли сомнения в том, что произошло. Не баба, а сыщик! Ее бы способности – да в область охраны правопорядка...
– Турецкий! – строго сказала Ирина Генриховна. Если она и почувствовала в офисном воздухе аромат супружеской измены, то доказательствами, во всяком случае, не располагала. И на том спасибо, госпожа удача! – Ты хоть позвонил в ресторан, столик заказал?
А, черт! Черт!! Че-о-орт!!! Все спуталось у Турецкого в голове с этими ресторанами... Нет, все-таки он стареет, и ничего не попишешь.
– Столик... – как можно более виновато выдавил из себя Александр Борисович, склонив голову. – Столик не заказал, прости, Ира. Я вот тебе звоню. – И в качестве доказательства помахал все еще зажатым в руке мобильником.
– Так-к, – подозрительно, точно следователь, произнесла Ирина. – Значит, мы никуда не идем, да?
Чтобы не встречаться глазами с бдительным взглядом жены, Турецкий сжал Ирину в объятиях.
– Ирка, ну прости! Ну эта работа гребаная опять... Позвонил на мобилу один из моих подозреваемых. Весь день встретиться со мной не мог – и вдруг «приезжайте»!
– Господи! – Все-таки Ирина Генриховна в первую очередь оставалась женой человека с опасной профессией. – А ты уверен, что с тобой ничего не случится? Кто он?
– Да один взяточник из экологической милиции. – Турецкий продолжал развивать тему таким образом, чтобы уменьшить возможность попасться на вранье. – Наглый молодой взяточник. Но трусливый очень. Убивать он меня не будет. И не надейся!
Заключительное подтрунивание хотя вряд ли приободрило Ирину, но, по крайней мере, перевело разговор на другие рельсы. Пусть лучше супруга Турецкого переживает из-за того, что он ушел на потенциально опасное задание, чем догадывается, что задание может быть совсем не опасным – и даже вполне приятным... Так, по крайней мере, считал Александр Борисович, и эта мудрость была для него одним из правил благополучной семейной жизни.
– Я надеюсь, что вы встречаетесь хотя бы в каком-нибудь безопасном людном месте? – озабоченно уточнила Ирина.
– Людей там сейчас, я думаю, – не протолкнешься. В кофейне в центре мы встречаемся...
«А все-таки я ее обманываю. Даже если между мной и Ольгой ничего не произойдет, я обманываю свою жену...»
Люди, знакомые с Александром Борисовичем Турецким, вряд ли усомнятся, что вышеприведенная мысль не заставила его почувствовать себя настолько виноватым, чтобы отказаться от назначенного рандеву в ресторане «Фазан». Он ощутил лишь колющую досаду, вызванную предположением, что между ним и Ольгой может так ничего и не произойти...
Разумеется, Ольга не ходила ни к какому окулисту. Ее ясные голубые очи не нуждались в линзах, несмотря на количество прочитанных книг. Время, которое, по мнению Турецкого, вдова посвятила окулисту, она провела в парикмахерской. Траур трауром, но нельзя забывать о внешности. Тем более внешность Ольге еще пригодится. Можно сказать, именно сейчас ее незаурядная внешность – лучшее оружие. А хороший воин свое оружие регулярно чистит, оттачивает, бережет... От природы Ольга располагала в точности такими же, как у ее ничем не примечательных родителей, неопределенно-мышиного цвета волосами, но уже в шестнадцать лет, не в силах смириться с такой несправедливостью природы, впервые покрасилась в блондинку – и не изменяла белокурым локонам всю последующую жизнь. Само собой, это муторно и хлопотно – постоянно бороться с отрастающей у корней досадной мышиностью, но, когда одолевала лень, Ольга мысленно призывала на помощь служившую ей путеводной звездой Катрин Денев. Мужественной француженке, от рождения брюнетке, с юности приходится красить не только волосы, но и брови! У Ольги, по крайней мере, брови и ресницы сами по себе довольно светлые – не нарушали общий тон... Если бы красить еще и их – трудно представить, какая бы это была морока!
Тогда, в шестнадцать лет, Ольга просто верно рассчитала, какой цвет волос ей пойдет, и нимало не задумывалась о том, как воспринимает этот цвет общественное мнение. А как оно их воспринимает – об этом красноречиво говорят популярные анекдоты о блондинках... Впрочем, Ольга всегда была слишком умна, чтобы обижаться, когда ее принимают за сладкую глупышку. Она была умна настолько, что научилась правдоподобно изображать сладкую глупышку, исподволь манипулируя людьми. Все люди, в сущности, незамысловаты, всем им легче принять то, что вписывается в их систему представлений. Когда они с Кириллом говорили о его работе, он открыл супруге множество маленьких рекламистских хитростей, психологических приемчиков, которые она использовала против него же – а он ничего не заметил... Или заметил, но смолчал? Теперь она этого никогда не узнает. Жаль. Но, наверное, это и к лучшему, иначе ее, чего доброго, начала бы мучить совесть... Наверное, все-таки он кое-что заметил. Надо отдать Кириллу должное, он был умен и тоже, подобно ей, умел манипулировать людьми. В отличие от того мужчины, с кем сейчас имеет дело Ольга и кто безвольно позволяет крутить собой так, как она захочет...
Затылком на подголовнике, с закрытыми глазами, Ольга расслабленно отдавалась во власть рук мастерицы парикмахерского искусства. Вот одно из преимуществ богатства: не надо готовить дома вонючие растворы, не надо тщательно разделять волосы на пробор и промазывать их кусочком поролона, рискуя оставить сзади непрокрашенные места. Надо просто прийти в определенное время раз в неделю в отличный салон, где к твоим услугам замечательные специалисты. Здесь знают, как обращаться с волосами, чтобы после окраски они напоминали на ощупь не сухое сено, а китайский шелк. А тактильные ощущения – это очень важно. Ведь мужчин неизменно привлекает возможность зарыться лицом в этот пышный золотой живой плащ волос. Они буквально шалеют от этого. Что ж, пожалуйста. Это входит в прейскурант маленьких радостей, которые Ольга может дать – в обмен на кое-что другое.
На расслабленном лице Ольги забрезжила усмешка: она живо представила этого папика из агентства «Глория», который со времени смерти ее мужа скачет вокруг нее козлом. Вот ведь чудак, не будем уж говорить, на какую букву! Вообразил, будто вдовушка от него без ума. Неотразимый ты наш! Посмотрел бы на себя в зеркало, чудила! Ольга в последнее время считала, что Кирилл, с которым у нее была разница в одиннадцать лет, староват для нее; а уж этот, из «Глории», заметно старше Легейдо. И что-то в его облике подсказывало, что не так давно он перенес серьезную болезнь. Может быть, травму, душевную или телесную... какая разница, и то и другое – болезнь, и все! А Ольга терпеть не может болезни. И больных. Когда Кириллу, который в общем и целом отличался крепким здоровьем, случалось подхватить сезонное ОРЗ, Ольга не суетилась вокруг с шерстяными пледами и малиновыми отварами, как поступили бы на ее месте девять жен из десяти, а, наоборот, старалась пореже к нему приближаться, аргументируя это тем, что
