тем, если память мне не изменяет, скоро полгода будет как срок мотает...
Никонов отхлебнул кофе, а Володя воспользовался возникшей паузой:
– Видите ли, Федор Ипатьевич, на этот раз тревога ложная: приехал я совсем не с целью проверки, информация мне нужна совсем другого рода.
– Вот как? – Его собеседник прищурился и пристально посмотрел Яковлеву в глаза. – И какого же рода требуется вам информация?
– Ну... В том числе, например, хотелось бы знать, что за личная заинтересованность в деле Елагина имелась у вас?..
Никонов помолчал, допил свой кофе и, поняв, что продолжать Володя не станет, невесело кивнул:
– Все куда как просто: Василия я знаю всю его жизнь, начиная с пеленок, поскольку он – сынок моего самого близкого, ныне покойного друга и сослуживца Гриши Елагина. И когда эта беда грянула и я, как выяснилось, поимел к ней немалое отношение. Я ведь, Владимир Владимирович, ни одной секунды не верил в то, что Васька способен эдакое учинить: парень он всегда был честный, весь по отцу! Не то что его младший братец Пашка... Про таких говорится, в семье не без урода.
– А можно подробнее и по порядку? – осторожно поинтересовался Яковлев.
– А это смотря какой смысл вы в слово «порядок» вкладываете.
– Как я понимаю из ваших же слов насчет того, что не верили, будто Елагин – взяточник, вы знали, что его в этом обвиняют, еще до того, как он был взят с поличным?
Никонов вздохнул и нехотя кивнул:
– Верно... Примерно за месяц до ареста Василия был у меня разговор с одним из моих, можно сказать, учеников, которому после моей отставки моя же должность и досталась... Не подумайте, что он меня подсидел, боже упаси! Хороший человек, честный и меня уважает. Потому и разговорились... Видать, хотел он через меня Василия предупредить насчет того, чтоб поосторожней был: мол, жалобы на него поначалу в нашу прокуратуру шли, насчет взяток, а теперь уже и в столицу пишут... Кто – не сказал, но выразил уверенность, что это завистник, претендующий на Васину должность... Ну а я, зная Ваську с пеленок, только отмахнулся: пускай, мол, проверяют, сами убедятся, что кто-то волну зазря гонит...
– То есть с самим Елагиным вы об этом не говорили?
– То-то и оно, что нет... Вылетело у меня, старого дурака, из головы: не сомневался я ни секунды, что никакие проверки Василию не страшны! Да только и это не все...
– Что же еще?
– Вот вы, Владимир Владимирович, – усмехнулся Никонов, – все вокруг да около ходите, а ведь небось в курсе, каким образом парня-то поймали, да еще и с поличным?
Яковлев нахмурился и слегка пожал плечами:
– Надо полагать, Федор Ипатьевич, в курсе прежде всего вы, коли уж по отношению к вам бывшие ученики-коллеги служебную тайну не соблюдают... Я здесь представляю органы, ни малейшего отношения к таким методам работы с подозреваемыми не имеющие.
– Ну-ну!.. – Никонов неожиданно сердито сверкнул глазами. – А то вы, милицейские, и впрямь ангелочки! То есть лично вас обидеть не хочу, может, вы и не балуете с подставами вроде этой. Однако о том, как ваши подчиненные, особенно на местах, с людьми «разбираются», причем с людьми ни в чем не виноватыми, и вы должны знать!
Володя почувствовал, что краснеет, но... Словом, ответить ему, по сути дела, было нечего, что ни скажи – выходит, словно оправдывается.
– То-то и оно! – удовлетворенно констатировал Никонов. И, помолчав, продолжил: – Давайте все-таки не будем заниматься межведомственными разборками. Я и дальше вам расскажу о том, что вас интересует, да только при условии, что и с вашей стороны без недомолвок: о цели своей командировки вы мне так ничего и не сказали...
– А вас, вероятно, упомянутый ученик-коллега именно это и попросил выяснить? – Яковлев усмехнулся, а Никонов промолчал.
Володя подумал, что сейчас легко мог бы послать этого отставника куда подальше, тем более что рассказывать посторонним людям, с какой целью заявился в славный город Саргов, не только был не обязан, но и права-то не имел. Однако, с одной стороны, данный Федор Ипатьевич, похоже, и так знал достаточно много. С другой, судя по его информированности, то ли бывшие коллеги не считают его посторонним, то ли в здешних местах служебная тайна и вовсе понятие расплывчатое. С третьей – ну пошлет он его куда следовало бы, а дальше что? А дальше все, что не положено, Никонов и так узнает – от бывших коллег. Зато он, Володя, лишится при этом, возможно, весьма важной информации и, скорее всего, навсегда...
Все-таки некоторую осторожность Яковлев проявил.
– Я, Федор Ипатьевич, – сказал он, – участвую в расследовании убийства одного из свидетелей, выступавших на судебном процессе по делу Елагина.
Никонов зябко поежился, хотя в кафе было очень тепло, почти жарко, и горько усмехнулся:
– Дальше можете не говорить... – Ничего не скажешь, соображал отставной полковник быстро, даже имени свидетеля и то не спросил. – Вас, разумеется, интересует, не отсюда ли ножки растут?
Володя промолчал, спокойно отхлебнув кофе.
– То бишь, – продолжил Никонов, – имеется ли в Саргове человек, у которого есть все основания расплатиться с этим самым «свидетелем»? Имеется! И этот человек – перед вами...
При всей своей сдержанности Яковлев не сумел скрыть изумления, очевидно, ясно проступившего на его физиономии, потому что полковник покачал головой:
– Правда, я этого не делал и, надеюсь, сумею свою непричастность доказать... Как, кстати, его убили?
– Отравление, – коротко ответил Володя. И тут же спросил: – Вы что же, настолько горячо относитесь к сыну своего друга, что...
– Нет, дело не в этом... Хотя, конечно, и это тоже... Отравили, говорите, вашего бизнесмена?
– Во-первых, я не говорил, что отравили именно бизнесмена, – заметил Яковлев. – Насколько знаю, в деле фигурировало несколько свидетелей. Во-вторых, если уж говорить о бизнесмене, он скорее ваш, чем наш.
– Вот тут вы в точку, – с печалью произнес Никонов. – Ну а то, что убили именно его, тут, извините, не надо быть семи пядей во лбу... Речь идет о Кожевникове, не так ли?.. – И, поскольку Володя вновь промолчал, он продолжил: – Молодой мужик, насколько помню... Да, дела!..
– Вы с ним что же, общались?
– Мое личное горе в том, что именно я и познакомил их с Василием... Так что среди свидетелей на процессе ваш покорный слуга также фигурировал!
– Дела я пока что не видел. – Яковлев разглядывал Никонова все с бо€льшим интересом. – Как же это получилось? Я имею в виду знакомство?
– Меня попросили, не пояснив для чего. Так вот и получилось... Попросил тот же человек, от которого я узнал насчет того, что Васю подозревают во взятках, а я, старый дурень, одно с другим не увязал: мало ли какие дела могут быть у богатого столичного предпринимателя к человеку, занимающему такой пост, как Василий? Свел их – и забыл... Все остальное, надо полагать, вам известно.
– Следовательно, в детали посвящены вы не были...
– Не забывайте: я хоть и полковник ФСБ, но отставной, – произнес Никонов. – Кстати, отравили его, говорите?.. Ну, я бы, молодой человек, если б дело до такого дошло, травить никого бы не стал! У меня именной «макаров» в полном порядке! Уж вы-то, наверное, в курсе, что упомянутый вами способ убийства чаще всего привлекает женщин?.. Думаю, мать Василия за ценой не постояла бы, очень она его любила... Да беда в том, что Ириша не пережила этого позора и умерла прямехонько в день вынесения приговора... Обширный инфаркт... Такое вот горе, была семья – и нет ее... Ну что, пожалуй, пора нам с вами двигаться в прокуратуру.
– А что же его брат? – Володя, несмотря на то что Никонов встал, продолжал сидеть. – Кроме того, если не ошибаюсь, есть еще жена?
– Вы бы еще их дочку двухлетнюю упомянули, – сухо бросил Федор Ипатьевич. И с болью в голосе добавил: – Как там Люда с Машенькой, я не знаю, они меня после суда на порог не пускают... Людмила-то в
