Далее и Меркулов, и молчавший все это время Грязнов заговорили одновременно, окончательно вогнав в смущение Померанцева, которого смутить было нелегко в принципе.
– Саня, не заводись... – начал было Вячеслав Иванович, но Меркулов, явно разозлившийся не меньше Турецкого, выиграл пальму первенства:
– По-твоему, это я виноват, что твои сотрудники опаздывают на работу, не успев тебе доложиться?!
– Мои сотрудники не только опаздывают на работу, но еще и пашут до полуночи, то бишь в то время, когда и ты, и подавляющее большинство остальных уважаемых коллег давно наслаждаются мирной семейной жизнью!
На этом месте Померанцев не выдержал, глубоко растроганный заступничеством шефа, и, рискуя нарваться на неприятности, вскочил со своего места:
– Разрешите идти? – Больше всего на свете ему захотелось зажмуриться, когда в ответ на следователя уставились сразу три пары сердитых очей.
– Иди, Валерий, работай! – демонстративно произнес Турецкий, тем самым давая понять, вопреки сказанному, что уступать свое лидерство не собирается.
Разумеется, ожидать возможных комментариев по этому поводу со стороны Меркулова Померанцев не стал, на приличной скорости вылетев из начальственного кабинета, в котором, после того как дверь за следователем захлопнулась, снова повисла тишина.
Константин Дмитриевич с сурово сжатыми губами перекладывал на своем столе какие-то папки с документами, Турецкий с принципиально безразличным видом смотрел в окно...
– Ну, ребята, вы даете, – подвел итог Слава Грязнов. И тут же продемонстрировал, на чьей он на самом деле стороне. – Слушай, Костя, ты что же, с утра пораньше от генерального по затылку схлопотал?
Меркулов ничего не ответил, продолжив хмуро копаться в документах.
– Не понимаю, – Грязнов пожал плечами, – что в этом такого катастрофического: ну схлопотал от начальства, ну испортили тебе с утра настроение... Первый раз, что ли? К тому же из двух месяцев, отпущенных на следствие, всего две недели прошло. С какой стати такое давление?
Константин Дмитриевич по-прежнему молчал, зато заговорил Турецкий:
– Да неужто неясно с какой? – Он повернулся к Славе, демонстративно не глядя на своего шефа. – С такой, что убитый, понимаешь ли, своего рода ВИП-персона, а мы, нахалы эдакие, полезли в святая святых, в делишки его служебные... Понятно? Да еще и без его драгоценных коллег пытаемся обойтись по мере возможности! Чем тебе не преступление? Одна беда: преступление это, так же как и наказание за него, УК РФ не предусмотрено! Но беда эта не наша, а их ведомства, хотя и оборачивается почему-то тупым предметом по затылку именно нашему!
Турецкий немного помолчал и решительно обратился к Меркулову:
– Вот что, Костя... Я тебе совершенно серьезно говорю: либо нас перестают дергать, дают мне возможность вести следствие так, как я считаю нужным, задействовать тех людей, которых мне необходимо и там, где решаю сам, либо забирай у меня это дело на х... как у не справившегося!
Меркулов, не переносивший мата, слегка вздрогнул и оставил наконец свои бумаги в покое, уставившись на Сашу с удивлением: уж от него-то он нецензурной брани точно не ожидал... И, осмыслив данный факт, видимо, оценил совершенно правильно масштабы разрухи, поскольку заговорил совсем другим тоном.
– С ума сошел? – поинтересовался он и даже, сделав над собой усилие, слегка улыбнулся. – Тоже мне «не справившийся»... Я же единственное, о чем просил, – активнее привлекать к следствию оперативников ФСБ. Они наверняка будут полезны там, куда твои сотрудники не доберутся... ну, по чисто техническим причинам.
– Иными словами, куда упомянутые дорогие коллеги нас не впустят? Нет, Костя, либо пусть впускают, либо я отказываюсь от дела! И ты можешь заранее набросать приказ о выговоре лично мне! Кстати, хотелось бы знать, что именно их так взбесило, коли настучали генеральному на нас?
– Я не говорил, что на нас «настучали», – поморщился Меркулов. – Но обида в связи с тем, что по местам боевой славы погибшего отправили Яковлева, даже не придав ему в помощь никого из бывших коллег Кожевникова, высказана действительно была...
– А не хотели ли бы они пойти на...
– Прекрати! – не выдержал Костя. – Как видишь, не хотели, однако ты их вынудил!
– Молодец, Санька! – неожиданно заржал Грязнов. – И я молодец! Ведь была у меня мыслишка, не придать ли Володьке кого-нибудь из ихних... А потом решил: придашь для проформы, а мешать и путаться под ногами будут реально... Даже тебе, Сань, не стал эту мысль высказывать! А ты, Костя, потерпи: что делать? Мы ведь убийцу ловим, а не налаживаем межведомственные отношения!
– Ладно, – Меркулов тяжко вздохнул и махнул рукой: – Валите отсюда оба, у меня и без ваших обличений работы полно... Да замолчи ты, Саня! – Константин Дмитриевич остановил открывшего было рот Турецкого. – Работай, как знаешь, просто учитывай хоть изредка, что оперативно-следственная группа у тебя по этому проклятому делу межведомственная... Все, пока!..
Через приемную Турецкий с Грязновым прошествовали молча – так же, как и по коридору. И только в предбанничке Александра Борисовича, прежде чем войти в его кабинет, где их наверняка поджидал Померанцев, Слава придержал друга за локоть:
– Мне Володька звонил вчера... По мобильному, конечно. Пока ничего особого нет, кроме того, что местные коллеги Анисимова, ну, электродольские, явно за ним наблюдают. Он по этому поводу, к слову сказать, похихикал слегка и спрашивал, нельзя ли их, чтобы время зря не теряли, озаботить проверкой одного типа – адвоката тамошнего, который защищал осужденного чиновника? Может, подбросим им?
– Почему бы и нет? – Все еще мрачный, как туча, Турецкий пожал плечами. – Хоть действительно займутся делом, Володьку разгрузят... Я ему сам по этому поводу позвоню!
Квартира, в которой проживала супруга бывшего заместителя мэра Электродольска со своими детьми, оказалась двухуровневой и располагалась на девятом и десятом этажах нарядной бело- голубой башни. Слегка оглядевшись в просторном холле с неизбежным для новоявленных российских богачей камином, Володя прикинул, что изначально это была, должно быть, четырехкомнатная квартира, в данный момент перестроенная. Анна Константиновна принимала их с Хватаном на девятом этаже. На вид ей можно было с легкостью дать как сорок, так и все пятьдесят: арест мужа и все последующие события явно наложили на эту теперь уже бывшую светскую львицу местного розлива свой отпечаток. От былой ухоженности остались только следы. Платиновые волосы Анны Константиновны были кое-как собраны в небрежный узел, а их цвет, судя по сильно отросшим темным с проседью корням, она давно не поддерживала.
– Присаживайтесь, – она безразлично кивнула Володе, проигнорировав его удостоверение, указав вместо этого на мягкий лайковый диван в эркере, и тут же обратилась к адвокату: – Валерочка, что там с квартирой?
– Пока ничего, Аня, – ласково произнес тот. – Но ты не волнуйся, найдем.
И, перехватив вопросительный взгляд Яковлева, счел нужным пояснить:
– Анна Константиновна решила продать эту квартиру, купить что-нибудь подешевле: необходимы деньги на оплату учебы детей, а то, что имеется, теперь придется беречь... Анечка, это оперативник из Москвы, из МВД. Я тебе говорил, что он хочет побеседовать и с тобой, и с детьми... Разумеется, в моем присутствии.
– А что, собственно, произошло? – Анна Константиновна слегка нахмурилась. Потом криво усмехнулась: – Неужели на Ивана все еще продолжают жаловаться, не успокоились? Мало им, этим крысам?!
– Нет-нет, – заговорил Володя, поспешно прерывая Пояркову. – Меня привело к вам дело, никак не касающееся Ивана Ильича, во всяком случае непосредственно.
– На самом деле, Аня, в благословенной столице кто-то прихлопнул того типа, который и подставил Ваню. Теперь – извольте видеть, решили для начала проверить всех, кто был заинтересован в страшной мести... Меня, кстати, в том числе!
– Господи боже мой! – Анна Константиновна внезапно побледнела. – Его что, убили?!
– Убили, Анна Константиновна. – Яковлев бросил на адвоката строгий взгляд и продолжил: – Одну из основных версий – личная неприязнь тех, кто так или иначе сталкивался с Кожевниковым в течение последнего года, – мы просто обязаны проверить.
