просто однофамилица, она почти не сомневалась. А еще Галочке настолько хотелось самой «нарыть» в версии, по которой она работала, что-нибудь воистину сенсационное, что относительно совпадения фамилий Нинель и Арнольда Герасимовича она пока что не доложила ни Турецкому, ни Померанцеву. Правда, сказать, что Романова понимала, какое значение может иметь подобное обстоятельство, было нельзя. Но какое-то иметь обязано: в просто совпадения она не верила... Слишком редкая была фамилия!
– Нелька-то? – Каплеру вопрос если и показался коварным, то внешне он этого никак не проявил. – Ни то и не это. Дочка двоюродного братца, то бишь двоюродная племянница.
– Вы сказали, что артисты «Аполлона» у вас не бывают... Но не может же быть, что и Нинель входит в их число?
– Еще как может! – Арнольд Григорьевич вздохнул. – Вы о семейных конфликтах когда-нибудь слышали?.. Ну вот то-то и оно. Не смею утомлять вас подробностями, но с тех пор, как упомянутый конфликт произошел, Нинель даже портфолио заказывает у другого художника!
В глазах Каплера мелькнула искренняя обида.
– А ведь когда-то именно она меня порекомендовала Пазову как отличного специалиста!.. И вот уже третий год...
– Простите, – прервала его Романова. – Утомлять подробностями все-таки придется. Если не меня, то следователя...
Арнольд Герасимович поморщился, но сдался, предварительно пробормотав что-то относительно того, что среди ортодоксальных евреев, если Гале это неизвестно, родственным и даже просто национальным связям придается непомерное значение...
Далее выяснилось, что вина Каплера перед многочисленной родней состояла «всего лишь» в том, что он «был вынужден» поместить собственную мать в дом престарелых, скрыв при этом от родственников данный факт...
– У меня просто-напросто не было выхода! – с ноткой раздражения в голосе произнес он. – Мать была больна, ей требовался уход, свежий воздух и все такое, а у меня тут реактивы, в том числе ядовитые, как вы правильно заметили, порой не то что на всю квартиру – на весь дом воняют... Денег на сиделку нет... Что я должен был делать? И с какой стати докладываться родственникам, тем более что заранее мог предположить их реакцию?..
Далее Арнольду Герасимовичу и вовсе не повезло: его мать скончалась через три недели пос-ле того, как была помещена в дом престарелых. Этот факт скрыть было уже никак нельзя, а вместе с ним всплыло и все остальное...
– С тех пор я для семьи – хуже гоя! – завершил он свой малоприятный рассказ. – Ну и для Нинель – особенно... Она даже пыталась интриговать, чтобы «Аполлон» мне больше не давал работы... Ничего не вышло! Такие специалисты, как я, сегодня на вес золота, и Пазов это отлично понимает. К тому же я нежаден и беру по-божески...
От Арнольда Герасимовича Галочка Романова в итоге вышла с неприятным осадком на душе: это же надо – собственную мать, к тому же больную и старую, затолкать в богадельню... Такой и соврет – недорого возьмет... Придется проверять каждое его слово, причем самым тщательным образом! И снова встречаться с его племянницей. Она, решив не откладывать это в долгий ящик, достала мобильный телефон и записную книжку, в которой был номер Нинель. Но телефон в этот момент зазвонил сам, высветив на мониторе номер Померанцева.
– Слушаю тебя, – сказала Галя, со вздохом включая связь. И в самом деле некоторое время слушала, прежде чем ответить: – Я поняла, но лучше повтори адрес этой девицы еще раз... По-моему, это как раз недалеко от того места, где я нахожусь. Как фамилия? Крикунова?.. Да запомню я, запомню!
Она снова помолчала, внимательно вслушиваясь в слова Валерия. Наконец прервала его слегка раздраженным тоном:
– Валера, ну зачем сто раз одно и то же повторять? Я поняла, что светиться перед Викторией, тем более ее родителями, не нужно, просто посмотреть, что к чему, со старушками у подъезда... Остальное ты пробьешь по компу из прокуратуры. Все верно? Тогда до встречи, у меня тоже кое-что есть... Потом, Валера, потом... Хорошо, буду сразу, как только!
«Похоже, будешь раньше меня...» – пробормотал Померанцев уже после того, как Романова отключилась, поскольку он находился в этот момент в очередной пробке – под Дмитровским мостом, которая и не думала рассасываться. Напротив, стала еще безнадежнее с того момента, как он проезжал здесь тремя часами раньше – в другую сторону, к Дубнинской. Вздохнув, Валерий выключил движок, чтобы зря не транжирить бензин, и задумался, подводя итог всему, что услышал от художников.
По поводу того, кто мог подлить или подсыпать Кожевникову яд, никто из них ничего нового не вспомнил. Оно и понятно: Сергея они до банкета никогда в глаза не видели, никакого особого внимания на него не обратили. К тому же, взволнованные неожиданным и первым в их жизни успехом, вообще плохо различали лица поздравлявших их гостей.
Еще хуже обстояло дело с куда-то исчезнувшей Викой. Как выяснилось, Евгений Расин познакомился с ней случайно: молодые люди одновременно вышли из какого-то кафе, девушка подвернула каблук и упала Жене чуть ли не в объятия. Так и познакомились. А поскольку Вика оказалась красоткой, кто б на его месте не попытался это самое знакомство с ней продлить?.. До роковой выставки они успели повстречаться всего пару-тройку недель, все у них было, по словам Евгения, «просто прекрасно», девушка оказалась удивительно веселой, милой, совершенно, в отличие от других таких же красавиц, нестервозной. К тому же где-то на горизонте маячил властный папа, весьма строгий, но... Кто знает, если Расину повезет и он станет известным, может, и папа смягчится? А о такой жене, как Вика, можно только мечтать!
Евгению даже нравился ее трепет перед отцом, доходивший до смешного: девушка, например, ни разу не позволила ему проводить ее после свидания до самого дома. Высаживалась из пойманного левака чуть ли не за квартал, а порой и вовсе предпочитала метро, делая вид, что едет от подруги... Что ж, послушная дочь наверняка и женой будет послушной, а главное, верной. Словом, того, что произошло после убийства Кожевникова, от нее никто не ожидал! И Игорю, и Лизе, его девице, не говоря о самом Расине, Вика казалась абсолютно бесхарактерным существом – и вдруг такое! Настоящий скандал, истерика, причем грубая...
– А вам не приходило в голову, – поинтересовался Померанцев, – что если ее отец и впрямь занимает какой-то значимый пост, то вряд ли его дочь будет появляться на людях без охраны?
Однако и этому нашлось вполне правдоподобное объяснение: охранник был, но «понимающий» – проще говоря, корыстный. За небольшую мзду он терпеливо поджидал Вику в заранее обусловленном месте.
В каком? Каждый раз в другом, но ни к одному из этих мест доступа Жене тоже не было: жизнь уже успела научить Вику глобальному недоверию ко всем, кто ее окружал, а к тем, кому платят за услуги, – особенно.
– Так вы ни разу этого охранника и не видели? – спросил Померанцев.
– Один раз видел, – сознался Расин. – Правда, издали и со спины. Мне любопытно стало, а вдруг обманывает? Конечно, девочка интеллигентная, мягкая... Ну, словом, домашняя – это ведь сразу видно. Ну и пошел за ней потихоньку, посмотреть решил.
– И что же?
– Ничего. – Расин пожал плечами. – Действительно вышла из кафе не одна, с каким-то качком – я далеко был, особо не вглядывался... Сели в машину, он за руль, она – сзади. И уехали.
– Что за машина?
– Точно не скажу, я действительно был далеко, но, по-моему, «лендровер», цвет «металлик».
Валерий Померанцев давно уже ощущал некий холодок в области солнечного сплетения – признак того, что он, следователь, подошел наконец совсем близко к сути произошедшего на банкете: еще не горячо, но уже «тепло»...
– Качок, говорите?
– Ну да, камуфляжная форма, затылок бритый... Как все эти, из охраны, – пожал плечами художник.
А Померанцев подумал, что в камуфляже и с бритым затылком, да еще и издали, любой хлюпик качком покажется.
...Пробка наконец ожила. Прежде чем включить движок, Валерий, наверное, уже в десятый раз
