от этого не менее скандальная старуха и семейство, состоявшее из четырех человек, – ему яростно завидовали и периодически писали на Каплера и его «излишки жилплощади» кляузы по инстанциям, не понимая, что времена давно переменились и стукачи сейчас не в чести...
Все это Арнольд Герасимович ухитрился изложить капитану Романовой за краткий промежуток времени, понадобившийся на то, чтобы дойти от входной двери до двери его личных апартаментов по не слишком-то и длинному коридору.
– Вот – прошу... – Он сделал галантный жест, пропуская Галочку вперед. – Такая моя жизнь: эти плебеи не понимают специфики моей профессии, не понимают, что без второй комнаты я просто не смогу работать, зарабатывать на мой весьма скромный кусок хлеба... Поверьте, даже без масла!
Оглядевшись в просторной, очень старомодно обставленной комнате, Романова и впрямь готова была прямо с порога поверить в то, что «без масла»... Мебель – так совершенно точно откуда-то из тридцатых годов, чудо, что сохранилась, пусть и в обшарпанном виде. Что уж говорить о плюшевых темно-красных портьерах, выцветших и впитавших в свои блеклые кисти пыль не менее чем целого века!
– Да и комната-то, на которую они претендуют, – это ж не комната даже, а настоящий чулан! Сами взгляните, сейчас свет включу...
«Взглянуть» Галя и не подумала отказаться, сразу же сообразив, что вторая из комнат используется хозяином в профессиональных целях. И не ошиблась.
Окно, одно-единственное, было явно навсегда тщательно затянуто плотной черной бумагой. На двух столах, стоявших впритык друг к другу, помимо здоровенного увеличителя, стояло несколько кювет – пустых и с какой-то мутноватой жидкостью. Тут же находился прибор, названия которого девушка не знала, зато предназначение его было понятно с первого взгляда: на длинной металлической штуковине с округлыми металлическими боками были налеплены в большом количестве влажные фотоснимки... сушилка для фотографий! Помимо этого на столах теснились какие-то круглые пластмассовые коробки-катушки, как предположила Галя, в них-то и проявлялись пленки, те самые, которые в дополнение к интерьеру повсюду свисали с потолка. Пленки тоже сушились, но самым примитивным образом – как белье на балконе. На веревках их и удерживали обыкновенные бельевые прищепки.
В комнатушке, действительно тесной, было душно и чем-то крайне неприятно пахло... Капитан Романова, бросив последний взгляд на навесной буфет в дальнем углу, с облегчением вернулась в жилую комнату Каплера.
– Сами видите, завидовать тут решительно нечему! – подвел итог хозяин почему-то радостным голосом. – Присаживайтесь... Да, так вы, насколько я расслышал, из МВД? Неужели и туда уже успели на меня капнуть? Вот гады! Неплохо звучит, а? Капнуть на Каплера... Ха-ха-ха!
Галя вежливо улыбнулась в ответ, поняв наконец, с какой стати Арнольд Герасимович прямо с порога обрушил на нее информацию о коммунальных склоках: он ее просто не за ту принял! Похоже, директор театра не потрудился сообщить фотохудожнику, кто и зачем собирается нанести ему визит. Возможно, это и к лучшему.
– Вообще-то я к вам, Арнольд Герасимович, – улыбнулась Романова, – совсем по другому поводу. Вот мое удостоверение.
– Да? Не по жалобе? – И густые, брежневской модели брови, Каплера, весьма забавно смотревшиеся на его мелком и узком лице, удивленно взлетели вверх, к густой, растрепанной шевелюре, когда-то тоже черной, теперь же являвшей собой образец цвета «соль с перцем». Арнольду Герасимовичу было никак не меньше пятидесяти лет.
– Нам понадобилась ваша консультация, – слукавила Галочка.
– Моя? – Брови окончательно скрылись под дебрями шевелюры, а небольшие каре-зеленые глаза Каплера уставились на Романову с неподдельным изумлением.
– Да. Вы ведь фотохудожник?
– Это очевидно... Но почему именно меня избрали в качестве консультанта?
– Нам вас рекомендовал директор театра, в котором вы частенько снимаете артистов.
– Которого же? – Подвижные, как гусеницы, брови стремительно сиганули вниз и сошлись над переносицей. – Я почти во всех театрах работаю...
– Директор «Аполлона»...
– А-а-а, Пазов... Надо же!.. Что ж, я весь внимание, хотя какого рода консультация могла понадобиться столь солидному министерству от скромного художника, даже вообразить не могу.
– Сейчас объясню, – заторопилась Романова. – Но вначале скажите... Хотя и так ясно, если судить по вашей лаборатории, что пленки вы проявляете сами, верно?
– Ну, не на фирму же «Кодак» их отдавать, этим халтурщикам! Конечно, сам и только сам! То, что сделано собственными руками, – действительно сделано, а то, что чужими и равнодушными...
Он безнадежно махнул рукой и уставился на девушку вопросительно, ожидая продолжения.
– Скажите, какими химикалиями вы пользуетесь для проявки цветных пленок?
Больше всего Галя боялась, что Каплер задаст ей вполне закономерный с точки зрения логики вопрос: отчего бы ей не поинтересоваться тем же самым у эмвэдэшных специалистов? Вопрос-то пустяковый, любой ответит! Но Арнольд Герасимович, видимо, так не считал, сочтя его не основным, а «подъездом» к главной теме будущего разговора.
– Есть специальный проявитель для цветных пленок, – терпеливо пояснил он. – Пойдемте, я вам его покажу... Он у нас в Союзе появился, дай-то бог памяти, в шестидесятых годах только. Поначалу исключительно для государственных фотографий, и лишь спустя какое-то время в относительно широкой продаже...
Все это он говорил на ходу, уже направляясь к своей фотолаборатории, а в ней – к навесному шкафу, который тут же распахнул перед неохотно последовавшей за ним Романовой. Ни названия реактивов, ни их внешний вид Гале ни о чем не говорили, если не считать предупреждения на некоторых пакетах о том, что находящееся внутри вещество ядовито...
– Что, – поинтересовалась она, попытавшись дотронуться до одного из них, – и правда яд?
Каплер молниеносно перехватил Галину руку и, извинившись, подтвердил:
– Правда! Проявкой цветных пленок можно заниматься исключительно в резиновых перчатках...
– А не проще все-таки отдавать их в тот же «Кодак»?
– Проще. Но ни один уважающий себя художник этого себе не позволит!
– Неужели такие реактивы имеются в свободной продаже? – удивилась Галя.
Каплер вздохнул и пожал плечами:
– В наше время, милая девушка, купить можно все, хоть портативную атомную бомбу, – были бы деньги и связи... Вы ведь это и хотели от меня услышать?
Он пристально и серьезно посмотрел Романовой в глаза.
– Не только, Арнольд Герасимович, – искренне ответила она. – И я надеюсь, что вы ответите на мой вопрос честно, даже если он покажется вам странным...
– Не покажется. – Каплер усмехнулся. – Я ведь в курсе, что ваш департамент занимается «особо тяжкими»... Что, кого-то отравили с помощью этого реактива?
– Скажите, кто-нибудь из артистов «Аполлона» бывает у вас в гостях? – Вопрос фотохудожника, упорно называвшего себя просто художником, она проигнорировала.
– Из артистов – нет. Однажды, года полтора назад, был Пазов, да и то заезжал на минуту, забрать снимки к спектаклю.
– И никто из них в последнее время не задавал вам вопросы по поводу этого ядовитого реактива, аналогичные моим?
– Клянусь прахом моей мамы – никто! – твердо произнес Каплер. – И, возможно, вы, милая девушка, все-таки скажете мне, что случилось? Я ведь всех артистов «Аполлона» не первый год знаю! Почти каждому и снимки для портфолио делал, они их частенько меняют, на киностудии отправляют...
– С помощью цианистого соединения, которое входит в состав этого проявителя, действительно отравили человека, имеющего отношения, правда, косвенное, к театру... Скажите, Нинель Каплер – ваша однофамилица или дочь?..
Именно этот момент Галя Романова сочла наиболее удобным для своего самого коварного вопроса, – во всяком случае коварным она считала его сама. В том, что бывшая подруга Крутицкой вряд ли фотохудожнику
