международного проекта, скорее всего, от правительства будет назначен конкретный куратор, которому и будут отданы все права. Другими словами, Кремль намерен «дожимать» строптивых губернаторов, значит, рассчитывать на уже принятые ими решения, пожалуй, не придется. Сейчас очень важно поэтому активизировать китайскую сторону. Уже имеются договоренности в посольстве в Москве о встречах на достаточно высоком уровне, ибо для них это, по-своему, вопрос жизни.
А затем Потемкин в деликатной форме высказал опасение, что их «куратору» — это было произнесено хоть и почтительно, но и с долей легкой иронии — определенно не понравится такая оттяжка. По его мнению, Смурову следовало бы встретиться с ним и объяснить хотя бы причины. Ну, сослаться, к примеру, на Генеральную прокуратуру, действия которой оказались для многих неожиданными, на чрезмерную ее активность, которую также следовало бы малость пригасить. И тут, как уже сегодня говорилось (Яковлев понял, что разговор об этом у Потемкина со Смуровым был вначале, но он его не слушал в записи), не исключены некоторые решительные действия в отношении отдельных наиболее активных «товарищей». В частности, Алексей Петрович имел в виду Турецкого, ибо его давно уже следовало окоротить, а время упущено, и теперь понадобятся радикальные меры. То, что можно было еще недавно сделать без особого напряжения, теперь придется выполнять с большими дополнительными затратами. Включая и финансовые. «Ну конечно, — сообразил Володя, — киллерам надо хорошо платить!»
Потемкину возразил басовитый Митрофанов — его голос был знаком Яковлеву по присланным ему из Белоярска аудиозаписям. Как, впрочем, и Смурова. Генерал сказал, что после понесенных потерь его кадры горят желанием дать решительный отпор, и этим можно воспользоваться. К тому же он надеется, что Раулю хватит ума не идти на сотрудничество со следствием, он же прекрасно понимает, чем ему это грозит. А значит, пока можно быть спокойным. Их собственный отъезд из Белоярска ни у кого, по имеющимся сведениям, ни на одном уровне не вызвал каких-либо вопросов. Что же касается Саркисова, то вся информация о его поведении будет постоянно передаваться сюда, в Москву, следовательно, у них всегда будет возможность принять радикальные меры. Как и с этим следователем, который здорово всем им нервы потрепал. Генерал Грязнов — тот просто дурак, пытающийся перехитрить профессионалов, а этот следователь — он по-настоящему опасен. Короче, принимайте решения, а команда последует незамедлительно. Кстати, это будет очень своевременно, ибо всерьез и надолго затянет следствие. А там видно будет. Да и Аркадий тоже не спит. Придумает что-нибудь, ему ума достанет…
Да, это уже была очень важная информация. Яковлев позвонил Турецкому по сотовому телефону и спросил, где они находятся? Александр Борисович ответил, что уже выезжают. Команда, во всяком случае, готова.
— Поторопитесь, а то вас тут уже приговорили. С минуты на минуту, как я чувствую, последует команда.
— Ай-я-яй! — смешливо отреагировал Турецкий. — Думаешь, успеют? И мне уже не на что надеяться?
— Если приедете быстро, тогда не успеют, — в том же тоне ответил Володя. И вдруг решился: — Только, Александр Борисович, у меня есть важная причина не участвовать лично в задержании, особенно Смурова. Я могу нечаянно помешать вам своим присутствием. Дома находится его жена, а у нас с ней… словом, был откровенный разговор, когда она мне открыла кое-какие тайны своего мужа. И особа она, могу честно сказать, неуравновешенная, как бы конфуза какого не произошло. В общем, спросите Володю Поремского, он наверняка догадается почему. А в допросах я готов участвовать сколько угодно. И с любым из троих, но только желательно в ее отсутствие.
— Ох, артисты вы у меня, — вздохнул Турецкий. — Ладно, спрошу, подумаем. Сиди там, скоро приедем…
3
Операция началась с того, что Турецкий решил послушать большой фрагмент разговора преступной троицы, касавшийся лично его и возможного участия Подольского, которому ума достанет, и оператор в микроавтобусе перемотал ему часть пленки, а Яковлев отдал свои наушники, после чего следил за выражением лица Александра Борисовича. Но так ничего и не выследил — оно как было спокойным, даже равнодушным, таким и осталось. А ведь речь шла, по сути, о его ликвидации! «Ну, нервы!» — даже позавидовал Володя.
— Поремский мне рассказал, — усмехнулся Турецкий, снимая наушники и отдавая их Володе. — Я думаю, ты прав, не надо лишних нервических обострений. Зато тебе представляется возможность произвести обыск у генерала, ну, со всеми вытекающими и в его присутствии. Не сдрейфишь?
— Никак нет!
— Ну и молодец, давай, мы пошли… А эту пленочку, ребятки, перемотайте, чтоб сразу включилась, и дайте мне какой-нибудь переносной аппаратик — хочу им дать послушать. Это будет очень полезно, особенно после того как они ознакомятся с постановлениями…
Машины и «мерседесовский» микроавтобус остановились у внешней стороны дома, и водители Потемкина и Митрофанова ничего не видели и не могли предупредить своих хозяев. Поэтому и само задержание прошло стремительно. Яковлев же только обеспечил понятых — пожилых мужа и жену, вызванных из квартиры на нижнем этаже. А к Смуровым Яковлев так и не зашел, оставшись дожидаться арестованного Митрофанова внизу, возле его машины, в которой сидел обескураженный водитель, которому Володя запретил даже и думать о телефонной трубке.
Итак, на звонок дверь открыла Турецкому очень приятная на вид, вся такая пухленькая, жизнерадостная, симпатичная женщина, с выдающимся бюстом, удивившаяся при виде тоже довольно импозантного внешне незнакомца, за спиной которого стояли двое омоновцев с автоматами и еще несколько незнакомых ей человек.
Турецкий сразу сообразил, что это и есть супруга Смурова, Марина Евгеньевна, из-за которой Яковлев отпросился от участия в этом задержании. Да, у Володи губа не дура, с такой бабенкой вряд ли кто отказался бы «посекретничать» насчет некоторых тайн ее отсутствующего супруга. Очень недурна. Но, к сожалению, настолько же, видно, и не умна. Ведь все уже ясно, а она спросила наивным таким тоном:
— Вы к кому?
Вопрос вызвал сдержанные смешки. Но тем не менее Турецкий, перед глазами которого появился этот, в некотором роде даже идеал подружки на короткое время, в чем себе как-то не мог иногда отказать следователь, голова которого постоянно была занята проблемами, связанными с кровью, бедами, горестями человеческими, подлостью и предательством, — учтиво ответил:
— К вашему супругу, Марина Евгеньевна. — И, взглядом излучая восхищение от такой приятной неожиданности, добавил: — Уж не сочтите за труд, уважаемая, известить супруга, что к нему и к его гостям явилась Генеральная прокуратура. Надеюсь, он не потребует от вас объяснений. Или потребует? Что скажете?
Она задумалась, сморщив восхитительный лобик, при этом ее пухлые губы вытянулись в трубочку, словно для поцелуя. Но сказала она неожиданно умно:
— Ну, раз пришли, проходите. Они все в гостиной…
Далее последовала классическая немая сцена в лучшем ее театральном исполнении. Повисла продолжительная пауза, пока Турецкий отдал общий поклон, придвинул себе стул, сел, раскрыл черную папочку и поставил на стол поданный ему Поремским магнитофон.
— Прошу поближе, господа… Не стесняйтесь, пока вы еще дома. Начнем с вас, Алексей Петрович. Должен сказать, что я очень сожалел, что вы уехали из Белоярска, так и не попрощавшись. Между прочим, Георгий Александрович, к вам это тоже относится…
Митрофанов наконец обрел речь:
— Не совсем понятен ваш приход… э-э… в сопровождении, так сказать… — Он насмешливо хмыкнул.
— Сию секунду, Георгий Александрович. Сейчас мы закончим с Алексеем Петровичем и перейдем к вам, не торопите меня… Это, господин Смуров, постановление о вашем задержании, санкционированное заместителем генерального прокурора и утвержденное в судебном заседании. Подписи, печати — все на месте, как положено. С вашим руководством, естественно, согласовано. Прошу ознакомиться…
Александр Борисович сделал многозначительную паузу, пока Смуров, то краснея, то бледнея, читал
