— Исключительно по делам, Николай Николаевич.
— Задержитесь на минутку.
Я не стал надевать шапку, но и куртку не снял, намекая, что много времени начальнику не дам.
— Вот о чем я хотел посоветоваться, Александр Борисович, надо ли нам сильно раздувать дело фирмы «Геронт-сервис». Там вполне достаточно фигурантов, чтоб составить красивое обвинительное заключение и передать дело в суд.
Я догадываюсь, куда он клонит, но виду не подаю, пусть раскрывается.
— Так оно вовсе не раздувается, Николай Николаевич, скорее наоборот. Вот Петрова, например, уже нет…
— Ну, там сыскари здорово напортачили! Я, собственно, о другом… Зачем вы тащите в это дело Селиверстова?
— Ну что вы, вовсе не тащу! Он не интересен мне на скамье подсудимых. Он свидетель. Другое дело, что частное определение по нему суд обязательно вынесет. Как ни крути, если не прямое потакание, то халатность явно имела место. Если чувствовал, что дело нечистое, зачем самолично подписывал фирме льготные документы. А если по наивности…
Кривится бедняга, но что сделаешь?
— Значит, вы не планируете пристегнуть его к делу?
— Виноват, Николай Николаевич, наверное, я при разговоре с ним был излишне суров, напугался Селиверстов. Передайте — пусть не боится, не до него сейчас!
— Хорошо, Александр Борисович, хотелось бы на этой неделе распрощаться с фирмой «Геронт- сервис». Как думаете?
— Аналогично.
Семен Семенович встречает меня в прихожей и провожает в тесноватую гостиную, где стол накрыт для чая.
После того как я пригубил из чашки густого, с долькой лимона напитка, Моисеев принес несколько листов бумаги, среди которых была и та ксерокопия, что я снял с записки, найденной у Скворцова Олегом Величко. Сейчас я мысленно поздравил себя с тем, что оставил у Олега оригинал, а не копии. Теперь похитители письма, кто бы они ни были, чувствуют себя относительно спокойно. Если подслушивают, то уже знают, как я дал молодому сотруднику отлуп за излишек инициативы.
Семен Семенович уселся напротив меня, разложил на столе бумаги.
— Чем порадуете? — спросил я.
— Знаете, Саша, чем отличается старый дурак от молодого?
— Вопрос провоцирует на дискуссию, Семен Семенович, — усмехнулся я.
— Ни в коем разе! Отвечаю: молодой дурак не знает ключ к решению проблемы, а старый дурак его уже забыл!
— Хорошо, я понял, что мы с вами дураки, но по глазам вижу, что какую-то разгадку вы все-таки нашли.
— Нашел, да. Существует, знаете, некий комплекс Шерлока Холмса, сразу хочется расшифровывать, разгадывать и прочими подобными упражнениями напрягать мозги. В данном случае надо было начинать не с этого.
— С чего же?
— Надо было покопаться в истории криминалистики.
— Вы покопались. И что?
— Сначала я убил целый вечер на поиски ключа к шифру, пока не понял, что здесь нет никаких мудрствований, просто буквы алфавита заменены значками. Потом мне показалось, что некоторые значки мне как будто знакомы, я полез в свои архивы — и нашел! Давно существует у наших друзей зеков алфавит под названием «тюремные руны», вот этими рунами и написано письмо.
— Читайте же! — воскликнул я в нетерпении, возбужденно хлебнул горячего чая и поперхнулся.
— Не надо так переживать, Саша, — укоризненно покачал головой Моисеев. — Никаких государственных тайн в послании нет.
— И не надо, но все равно читайте!
Семен Семенович поворошил бумаги, нашел нужную и, вооружив глаза очками, не торопясь прочел:
«Приезжаем завтра вечером сход у Вали в 22 неси все со мной кук потер документы».
Моисеев был прав — текст разочаровал меня. Если в военной разведке так переполошились оттого, что мы первые осмотрели покойного полковника, значит, боялись, что мы узнаем нечто такое, чего знать не должны. Из письма трудно было понять что-либо.
— Этот алфавит, Саша, знаков препинания не предусматривает, поэтому я не знаю, как интонацией выделить, кто кому чего неси и кто что потерял.
— Ничего, Семен Семенович, здесь есть одна существенная зацепка — сход у Вали.
— Вы знакомы с этой женщиной?
— Сегодня познакомлюсь.
Моисеев развел руками:
— Ну тогда вы не зря получаете зарплату!
— Это не я, это парни Грязнова.
— Ничего, вы еще тоже хлебнете!
— Ой, не каркайте, Семен Семенович!
— Это не карканье, это предчувствие.
— Да, Семеныч, у меня, к сожалению, такое же предчувствие. Меньше всего меня волнует, с кем делился секретами Скворцов и что это были за секреты. Меня задевает, что эти хреновы чекисты имеют наглость ставить свои «жучки» не только в милиции, но и у нас!
— Сделайте запрос, Саша, — посоветовал Моисеев. — Или хотите — я нейтрализую их аппаратуру?
— Нет, пока не подходит ни то, ни другое. Я пока не знаю точно, кто насажал нам микрофонов, а без этого запросы делать бессмысленно, просто отпишутся, что и в мыслях не было. Опять же портфель Скворцова… Вы же помните? Пока мы мирно спали, кто-то с ним поработал. Может, тот самый, который аппаратуру установил. Мне кажется, здесь есть связь между портфелем и этим факсом. Вот видите, написано «неси». Можно и так прочитать — «неси все». Можно предположить, что Скворцов и принес все… Как вы думаете, Семен Семенович, шифровальщики из ГРУ быстро это письмо расщелкают?
— Не быстрее меня, — не без гордости ответил старик. — У них совсем другая система шифрования. Это во-первых. Во-вторых, контингент другой. Я ведь почему вспомнил? Потому что имел дело с таким же письмом лет тридцать назад. Мы тогда перехватили письмишко одного урки на волю — из Бутырок передал. Но, Саша, ничего невозможного нет, делать им, кроме как шифры разгадывать, нечего. Так что методом проб, ошибок и исключений могут прочесть.
— Тогда, Семен Семенович, я пойду. Как говорят в госторговле, куй железо, не отходя от кассы!
С 1982 года я работаю с людьми. Может быть, иногда ошибаюсь, но на этот раз мне не трудно было по шагам определить, что женщина, которая движется ко входной двери изнутри, вся дрожит от нервного напряжения, ярости или страха.
— Кто?.. — отрывисто спросила она, затаившись у двери.
— Ковалевская Валентина Николаевна здесь проживает?
— А что?
— Откройте, пожалуйста. Это из прокуратуры беспокоят.
— А что вам угодно?
— У меня есть к вам несколько вопросов…
