потертой обивкой. Тумбочка с двухконфорочной плиткой. Электрочайник.
Худощавый молодой оперативник, сидящий напротив Шиловой, сделал постную мину и сказал тихим, словно придушенным голосом:
– Людмила, есть два способа опознания. Либо мы покажем вам фотографии, либо...
– Я не хочу смотреть на фотографии, – резко сказала Шилова. – Я должна быть уверена.
– Что ж, тогда вам придется пройти с нами.
– Я сделаю, как вы скажете.
– Тогда – идемте.
Молодой человек поднялся со стула. Шилова и Плетнев последовали за ним. Они вышли из комнатки, прошли по неприятно пахнущему коридору, толкнули отвратительную железную дверь и оказались в небольшом зале. Неприятный запах усилился.
Шилова увидела стоящую посреди зала железную каталку, накрытую белой простыней, и машинальным движением схватила Плетнева за руку. Тонкие, теплые пальцы девушки больно сжали его кисть. Он посмотрел на Шилову с удивлением.
– Простите, я не нарочно, – хрипло проговорила она и выпустила его руку.
Оперативник обернулся и глухо проговорил:
– Нужно подойти к столу. Людмила, вы хорошо себя чувствуете?
– А по-вашему, я могу чувствовать себя хорошо?
– Нет, но...
– Я готова подойти, – отрезала Шилова.
– Вы уверены?
– Не знаю. Но я подойду и посмотрю.
К ним подошел пожилой человек в белом халате и протянул Шиловой флакон.
– Станет дурно – понюхайте это, – спокойно сказал он.
Женщина безропотно взяла флакон и сжала его в кулаке. Помедлила еще пару секунд, потом решительно произнесла:
– Идемте.
И первая шагнула к столу.
Когда все приблизились к столу, вернее сказать – сгрудились возле стола, оперативник взялся за край простыни и немного откинул ее, открыв часть обнаженного женского тела – груди, живот, бедра.
Шилова отвернулась и ткнулась лицом Плетневу в плечо. Оперативник недовольно нахмурился.
– Я предупреждал, что это будет неприятно. Если хотите, мы вернемся к варианту с фотографиями.
Шилова качнула головой:
– Нет. – Затем медленно повернулась и уставилась застывшими глазами на труп.
– Ну? – выждав несколько секунд, поинтересовался оперативник.
– Это она, – тихо ответила Шилова.
– Почему вы так решили?
– Родинка... У нее на левой груди родинка. Видите – возле соска? Я видела эту родинку, когда мы были в душевой.
– Вы уверены?
– Да, я уверена.
– Значит, вы подтверждаете, что это – Марина Аристарховна Соловьева?
– Да... Я подтверждаю. Это она.
Шилова снова отвернулась и поднесла к носу флакон. Вдохнула и передернула плечами.
Оперативник снова накрыл труп простынею.
– Что ж, – сказал он, – сейчас подпишите пару бумаг, и опознание можно считать законченным.
– Вам, наверно, очень тяжело сейчас. – Плетнев смущенно посмотрел на Людмилу. Он терпеть не мог утешать женщин и сейчас был благодарен судьбе за то, что Шилова хотя бы не плакала. Пусти она слезу, и он бы совсем потерялся.
– Не легко, – так же тихо ответила Людмила. – Но я сильная, я справлюсь.
Они сидели в летнем кафе. Ветер трепал темные волосы девушки, играл оборками рукавов ее белой кофточки. Плетнев пил кофе, Людмила – крепкий коктейль. Она была бледна, под глазами пролегли тени, побелели даже губы, несмотря на то, что Людмила постоянно нервно их покусывала.
Она отхлебнула коктейля, откинула с глаз темную челку и внятно и раздельно произнесла:
– Это я во всем виновата. Одна только я.
– В чем? – не понял Плетнев.
– Я должна была ее отговорить.
– Вы думаете, что ее убил Родион Плотников?
– А разве есть другие варианты? Вы ведь сами сказали, что Марину нашли недалеко от его дома. Господи, я чувствовала... Нет, я знала, что с ним что-то не так. Поняла еще по его анкете на сайте знакомств. Поняла не умом, а сердцем.
Людмила отпила из стакана и прикрыла веки.
– Следствие еще не закончено, – сказал Плетнев. – Возможно, Плотников не виноват.
Женщина открыла глаза и с холодной пристальностью посмотрела на Плетнева.
– Вы сами-то этому верите? – жестко сказала она. – Ваш Плотников – маньяк. Это он убивал девушек в Москве. Теперь его посадят. Благодаря Марине. – Шилова сжала пальцы в кулаки и гневно добавила: – Я бы сама выцарапала ему глаза. Убила бы его. Размозжила бы ему голову камнем.
– Убить человека не так-то просто, – сказал Плетнев, чтобы хоть что-нибудь сказать. Чувствовал он себя паршиво. Помимо жалости к Людмиле, в голове, где-то на самой изнанке сознания, все время крутилась подлая мыслишка – нужно возвращать деньги или нет?
Людмила продолжала пристально его разглядывать.
– Антон, а вы женаты? – спросила она вдруг.
Он покачал головой:
– Нет.
– А были?
– Был.
Людмила усмехнулась.
– На свете не существует прочных браков. Все они рано или поздно разваливаются. Мужчина и женщина слишком разные животные, чтобы ужиться вместе.
– Я неплохо уживался со своей женой, – возразил Плетнев.
– Вот как? И вы, должно быть, любили друг друга?
– Любили.
– И тем не менее, вы не вместе, – насмешливо заметила Шилова.
– Были бы вместе, но...
– Но что? – На губах девушки четко обозначилась усмешка. – Она встретила другого? Или вы решили «тряхнуть стариной»? Кто развалил ваш брак – вы или она?
– Никто, – ответил Плетнев спокойно. – Моя жена умерла.
Шилова хотела что-то сказать, но осеклась. Усмешка медленно сползла с ее губ.
– Простите, – медленно выговорила она. – Я не знала.
– Ничего. – Плетнев допил кофе, повертел в пальцах пустую чашку.
– Можно узнать, как это случилось?
– Ее убили.
– Кто?
– Обычная подвыпившая шпана.
Лицо Людмилы стало еще бледнее.
– Они... в тюрьме?
Плетнев усмехнулся и покачал головой:
