– Нет.
– Значит, избежали наказания?
– Не избежали.
– Так что с ними?
Плетнев криво усмехнулся.
– Они мертвы, – сказал он. – Я убил их.
Лицо Людмилы вытянулось от изумления.
– Убили?
– Да, убил.
– А вы...
– Это не тайна, – сказал Плетнев. – Я уже за это ответил перед судом.
Некоторое время Людмила разглядывала лицо Плетнева, словно обнаружила в нем новые, необычные черты, потом положила ему на руку ладонь и сказала с чувством:
– Вы правильно сделали. Я бы на вашем месте поступила так же. Убийцы должны платить за отнятую жизнь своей собственной жизнью. Только такой и может быть справедливость. Черт... – Она улыбнулась. – Я и не думала, что между нами столько общего. Я думала вы обычный шкуродер. Легавый пес с одной извилиной и одной мыслью в голове – как бы выжать из меня побольше денег.
– Кстати, насчет денег, – заговорил о неприятной теме Плетнев. – Вы можете...
Людмила дернула щекой:
– Ах, оставьте. Я заплатила вам за то, чтобы вы нашли Марину. Марина в морге. Деньги вы заработали.
– Но мы не...
– Я сказала: оставьте деньги себе, – повторила Людмила, слегка повысив голос. – У меня никаких претензий. – Она сдвинула брови, нервно пожевала губы и вдруг выпалила: – Антон, можно задать вам личный вопрос?
– Последние двадцать минут вы только и делаете, что задаете мне личные вопросы, – с улыбкой сказал Плетнев. – С чего вдруг такие церемонии?
– Вы правы. Эти церемонии не вяжутся с моим характером. Я не привыкла спрашивать разрешения, и я абсолютно не умею извиняться. Не знаю, хорошо это или плохо, но я такая и меняться мне уже поздно.
Плетнев приподнял бровь.
– Так о чем вы хотели спросить? Постойте... Пожалуй, я могу угадать.
– Давайте, – улыбнулась Людмила.
– Вы хотите спросить – есть ли у меня девушка, так?
– Так, – кивнула Людмила.
Плетнев качнул головой:
– Ответ отрицательный. Девушки у меня в данный момент нет.
– Значит, как пишут в романах, «ваше сердце свободно»?
– Сложный вопрос. Не знаю даже, как на него ответить.
Людмила пожала плечами:
– Отвечайте как есть. Да или нет.
Плетнев подумал и ответил:
– Пожалуй, нет.
– Значит, вы не откажитесь поужинать со мной в ресторане?
– Звучит как приглашение, – усмехнулся Плетнев.
– Так и есть. Я не привыкла ждать у моря погоды. Либо вы говорите да – и мы продолжаем знакомство. Либо – нет, тогда мы закрываем тему и забываем об этом разговоре. Так как?
Карие теплые глаза девушки смотрели на Плетнева выжидательно.
– Вы действительно не ждете у моря погоды, – иронично заметил он. – В таком случае я скажу да.
8
– Я закрыл дело, – сказал Плетнев и, словно в подтверждение своих слов, захлопнул папку.
Турецкий сидел за столом, закинув ногу на ногу, и, прищурив серые глаза, смотрел на коллегу.
– Значит, ты считаешь, что мы свою работу сделали, – сказал он полувопросительно, полуутвердительно.
Плетнев пригладил ладонью волосы и заметил:
– Это легкие деньги. Но нам с тобой не в чем себя упрекнуть.
– Женщина убита, – напомнил ему Александр Борисович.
– Это не наша вина. Мы ничего не смогли бы сделать. Я читал заключение эксперта. Труп находился в воде дольше, чем мы ее искали. Когда мы приступили к работе, она уже была мертва.
Турецкий молчал, о чем-то размышляя и хмуря брови. Плетнев с полминуты смотрел не него, затем сказала с легким оттенком досады.
– Не понимаю я тебя, Александр Борисович. Дело сделано, деньги уплачены, убийца пойман. Что ты еще хочешь? Хочешь вернуть твою часть гонорара? Пожалуйста. Лично моя совесть на этот счет совершенно спокойна. И незачем накручивать.
Александр Борисович посмотрел на коллегу холодным взглядом и сухо произнес:
– Значит, ты считаешь, что убийца – Плотников?
– А кто еще? Он заманил к себе Соловьеву, задушил ее, потом расчленил и выбросил в пруд. А голову и руки где-нибудь закопал. Ему ведь не впервой.
– Что? – вскинул голову Турецкий. – Что ты сказал?
– Я сказал, что ему не впервой. Судя по всему, Плотников – тот самый маньяк, который лютует в Москве уже полтора года. И кстати, это мы с тобой его нашли. Нам не в чем себя винить.
– Зато есть за что хвалить, – усмехнулся Александр Борисович. – Ты еще грамоту почетную себе выпиши.
Плетневу это замечание не понравилось.
– Знаешь что, Александр Борисович... Я давно тебе хотел сказать...
– Подожди, – осадил его Турецкий.
– Чего? – не понял Плетнев.
– Подумай, прежде чем что-нибудь скажешь. Слово не воробей, и сказанного обратно не вернешь.
– Я и не собираюсь. Я всегда отвечаю за свои слова.
Турецкий кивнул:
– Хорошо. Теперь можешь сказать.
По лицу Плетнева пробежала тень.
– Александр Борисович, ты знаешь, как я тебя уважаю. Ты много для меня сделал, и я тебе обязан жизнью. Но сейчас ты не тот Турецкий, которого я знал и любил.
Плетнев замолчал, угрюмо глядя на коллегу. Александр Борисович сделал рукой едва заметное движение и сказал:
– Продолжай.
– И продолжу. Я не хотел тебе говорить, но, видимо, пришло время сказать. Раньше ты был для меня настоящим примером для подражания. Асом! Сенсеем! А теперь ты, извини меня...
– Ну, кто? – поторопил Турецкий. – Говори.
– Никто, – угрюмо ответил Плетнев. – Или, говоря жестче, ничто. Такое ощущение, что ты давно умер, и только по инерции еще ходишь по свету. Тебя нет. Есть только оболочка. Кстати говоря, порядком изношенная. Посмотри на себя, Александр Борисыч. Ты выпиваешь больше, чем нужно, бреешься два раза в неделю, у тебя мятая рубашка и тебе давно пора зайти в парикмахерскую. От твоего былого блеска ничего не осталось. Из тебя словно бы выпустили воздух. Ты больше не живешь, а существуешь.
– А ты, я вижу, психолог, – язвительно проговорил Турецкий.
– А тут и психологом не нужно быть. У тебя все на лице написано.
– На небритом, помятом лице?
– На небритом, помятом лице, – кивнул Плетнев. – Извини, что я так резко, но мягко тут не скажешь.
