Отвечала она свободно, не задерживаясь и не задумываясь, показывая, что скрывать ей нечего. А следователь, как увидел Плетнев, шел уже по третьему кругу со своими вопросами.
– Посторонние могли проникнуть на электростанцию, в диспетчерскую, во время вашего дежурства?
– А как, интересно? Там же охрана!
– Но ведь вы же не все время, оказывается, как утверждают другие свидетели, на своих постах стояли?
– А какой у меня пост? Швабра да ведро? Это, милок, не пост, а одно недоразумение. За всеми ходи да подтирай! Уборщица я, а не диспетчер!
– А сколько их было, этих «всех»?
– Так посчитаем... – Она стала загибать пальцы. – Димка с Борькой... Васька... Ваня большой, Ваня маленький... Сашка – тот все про звезды шутил. Ну и Славка, этот ко мне лип, все спрашивал, кто да откуда? А... еще Юленька. Эта только улыбается всем. Девочка... Ну и я, стало быть, девять человек, вся смена.
Пока Денежкина называла имена сотрудников, которые нынче утром закончили дежурство, Липняковский заглядывал в свой список, что держал перед собой на столе, и, когда женщина закончила перечисление, посмотрел на Плетнева и кивнул: мол, все она сказала правильно, в соответствии со списком.
– И где вы находились во время передачи? – спросил следователь, отодвигая список и придвигая протокол допроса.
– Ну как где? В подсобке, я ж говорю, у нас там телевизор стоит. В тесноте, да не в обиде. А всей передачи-то – кот наплакал! Они снимали целый день, намусорили, натоптали, а показали одного Димку. Про Борьку вообще ни слова! Обидели человека, а он ведь больше всех сделал! Несправедливо...
– А никто, по вашему мнению, не мог за то время, пока вы смотрели телевизор, пробраться в диспетчерскую и устроить диверсию?
– Да вы чего?! Какая диверсия? Никого не было! Там же у нас один выход – через коридор. А тут – мы. Не, никого не было. Только свои... А чего Борьку-то повели? Вы думаете, это он аварию устроил, что ли? Да вы чего? Я его вон с каких лет помню! Зря парня обижаете...
– Никто его не обижает. – Следователь нахмурился. – И вообще, действия следствия обсуждать вам не положено. А сам гражданин Платонов не может нам ничего путем объяснить. Он, между прочим, утверждает, что не отходил от своего поста, только в туалет, на минуту-другую. А другие свидетели, и вы в частности, показывают, что и он, и Столешников вместе с вами смотрели передачу. Зачем же он говорит неправду? Вот и пусть хорошенько подумает!.. У вас есть что добавить к тому, о чем мы говорили?
– Дак откуда ж? Мое дело, говорю, чистоту соблюдать... А Борьку-то отпустите?
– А почему вы о нем волнуетесь? У вас есть в этом вопросе личный интерес?
– А как же! Парень-то не виноват! За что его?
– Все, закончили, и этот вопрос больше не обсуждается, – сердито заговорил Липняковский. – Читайте протокол, если что не так, поправьте. И подпишите каждый лист, что с ваших слов записано правильно... А теперь – свободны. Кстати, фамилию и адрес этого паренька, который недавно к вам устроился – его Славой зовут, – вы не помните?
– Славка-то? А-а-а, этот?.. Найденов ему фамилия. А где проживает, ей-богу, не знаю. Так вы у нас в кадрах поинтересуйтесь, там-то уж ведомо. Шустрый паренек. – Женщина хмыкнула и многозначительно улыбнулась. – Теть Шур, чего это? Теть Шур, а чего там?.. Ну пойду-у? – протянула она вопросительным тоном и скользнула взглядом не по следователю, задававшему ей вопросы, а по накачанной фигуре Антона. И Плетнев слегка кивнул ей, подмигнув незаметно для Липняковского.
– Чего это она улыбалась, как ваше мнение, Антон Владимирович? – пытливо глядя Плетневу в глаза, спросил по-прежнему хмурый Липняковский.
Антон непроизвольно и сам хмыкнул, вспомнив улыбку и особенно беглый взгляд уходившей Александры Григорьевны.
– Почему, спрашиваете? А вы не обратили внимания на то, как она перед нами подавала себя? Уж для большинства даже ни в чем не виновных людей вызов сюда, к вам, обычно сопряжен с обязательными неприятностями, верно? А для нее – событие в жизни! Она и приоделась, и формами своими поиграла – женщина, и этим все сказано. Впрочем, вы ведете следствие, вам и карты в руки. Но если вам интересно мое, дилетантское, в общем-то, мнение, я бы, наверное, опросил всех девятерых, включая мальчиков и девочек. Если авария не была запланирована и подготовка к ней не осуществлена заранее, то виноват либо кто-то из этой смены, либо действительно был чужой, которого не заметили по той причине, что он был, извините за парадокс, в доску своим. В Генеральной не так давно в одном деле похожая ситуация сложилась. Турецкий, кстати, и расследовал. Там мину в самолет при подготовке к рейсу заложили. И кто б, вы думали? Грешили на охранников. А оказался их начальник, иногда, по собственной инициативе, проверявший своих ребят. Вот так... Да чего я вам-то рассказываю, господи! Вы ж сами все это лучше меня знаете...
– Да, была и у меня такая мысль. – Лицо у следователя разгладилось. – Я согласен с вами, «чужим», называя его в кавычках, мог оказаться именно самый что ни на есть свой человек. Какой-нибудь сторож дядя Петя, на которого никто и внимания привык не обращать, ибо он для всех – пустое место. Или как та же уборщица тетя Шура.
– Ну, надеюсь, уж ее-то вы, наверное, подозревать не собираетесь? – засмеялся Плетнев.
– Ох, уважаемый Антон Владимирович! В моем положении самого себя скоро придется подозревать... Но странно, что явились только четверо, я ведь всем девятерым повестки выписал. Непорядок...
А может, уже подошли?
Липняковский начал медленно и грузно подниматься, выбираясь из-за стола. Плетнев опередил его:
– Сидите, я выгляну... Нет, в коридоре никого, – сказал он, вернувшись в кабинет. – Подождем? Или, может, мне вместе с вашим милиционером проехаться по адресам?
– Не надо, все их адреса известны. Наш курьер должен был еще с утра вручить повестки. Это я у нее спросил на всякий случай, вдруг какие изменения?.. Сейчас позвоню на электростанцию, – озабоченно кивнул следователь. – Там и наш прокурор, и комиссия из «Крайэнерго» работает, не исключаю, что и они могли кого-то вызвать к себе. Нестыковки в нашем деле, к сожалению, частые явления... Да, похоже, у них что-то не получается, света нет до сих пор... – Липняковский щелкнул выключателем настольной лампы, та не зажглась. – Вот видите? А ведь больше половины суток прошло! Об убытках в хозяйстве уже просто молчим...
– Послушайте, Витольд Кузьмич, – решился Плетнев, которому все эти допросы были абсолютно до лампочки, а помогать искать Турецкого следователь вроде бы еще и не собирался. – Может, мы, чтоб не терять времени, не ждать, когда явятся остальные свидетели, вернемся к моему вопросу? У меня с собой фотография Александра Борисовича, вот... – Антон полез в сумку, достал фото и протянул Липняковскому. – Я подумал, пока суд да дело, может, вы свяжетесь с милицией? А я бы отнес им? Чтоб размножить, постовым раздать, еще время уйдет! Вдруг кто-нибудь его видел, да? Короче, я бы скоренько обернулся, и мы б с вами продолжили. Как посмотрите на такой вариант?
И следователь, которому определенно не хотелось отпускать московского гостя, даже будто обрадовался такому предложению. Позвонить – нет ничего проще. А городской отдел милиции – на противоположной стороне площади, красное трехэтажное здание. Отличная идея!..
Выходя из здания прокуратуры, Плетнев едва не столкнулся с тремя молодыми людьми и симпатичной девушкой, которые дружно побросали в урну недокуренные сигареты и стали подниматься по ступенькам ему навстречу. Он посторонился, пропуская их, и с легким злорадством подумал, что смылся как раз вовремя. Пусть-ка следователь сам повозится с ними. А подойти надо попозже, чтоб не выслушивать одно и то же.
И, уже пересекая площадь, Антон вдруг сообразил, какой вопрос возник у него в голове там, на лестнице, и сразу же исчез, поскольку не являлся в настоящий момент для него главным. Совсем простенький вопрос. Этих-то тоже было четверо. Итого – восемь! А где девятый?..
Глава девятая
