всегда отвечу.
– Саша, – жалобно сказала Лена, – я тебя... целую...
– Да, – сказал Александр Борисович, нажимая кнопку отбоя. – Тетка точно упала бы в обморок...
Аппарат снова выдал такты увертюры к «Свадьбе Фигаро».
«Это ж надо! Легок на помине!.. Ну ты подождешь...»
Отвечать на вызов Антона Плетнева, который, судя по всему, находился где-то рядом, в смысле в городе, Турецкий не собирался. Трубка поиграла, поиграла и замолкла. Перебьется. И документы теперь никуда не денутся, в крайнем случае, вернутся в Москву...
Интересно, а чего все-таки Плетневу здесь надо, кой черт его сюда принес? Неужто совесть проснулась? Да быть того не может... Но ответить себе внятно на риторически заданный вопрос Александр Борисович не успел, поскольку телефон снова «затюлюкал» мелодией быстро, оказывается, умеющего осточертеть Моцарта. Нет, все-таки прав был, по-своему, Сальери!..
На вызове был Меркулов. Вот это уже что-то! Похоже на заговор. А если следующим абонентом будет Ирина, вообще сливай воду, Турецкий, склеивай ласты – так, кажется, выразился сегодня по какому-то поводу будущий родственник.
– Привет, Костя, – сухо сказал Турецкий.
– Здравствуй, чего пропал?
– Для кого?
– Ну... не понимаешь?
– Нет, Костя, не понимаю. Я, кстати, сам собирался тебе сегодня позвонить. Тут одно дельце наметилось интересное. Я хочу разобраться, поскольку оказался рядом. Ты слушаешь?
– Да. Ты – в Новороссийске, надо понимать?
– Правильно понимаешь. А дело вот в чем...
– Подожди, давай сперва наше решим.
– Костя, а у нас с тобой нет никакого дела. Я – в отпуске. Если ты хочешь помочь хорошему человеку найти себя, помоги. У тебя имеется такая возможность. Я сумел бы, конечно, и сам, но ввиду некоторых обстоятельств не могу обратиться в официальные органы, а ты можешь.
– Если ты о документах, то... Ну хорошо, я готов выслушать твое дело. Говори.
– Слушай. Я встретил весьма интеллигентного человека, страдающего биографической амнезией, так это называется, я выяснил сегодня, по-научному. Он вполне мог быть до болезни работником госбезопасности либо внутренних дел. Сейчас – бомж. Но – особый, я подчеркиваю. Появился здесь в начале марта нынешнего года. Мне надо знать, не исчезали ли в прошлом, ну или в начале этого года люди в этих «конторах». Фотографию этого человека я сделаю завтра и могу немедленно переслать в Москву. Я тут более детально посоветуюсь с одним врачом, возможно, покажу ей... э-э-э... врачу больного, впрочем, вполне здорового внешне, и мы посмотрим, что можно сделать дальше, чтобы человеку попробовать вернуть его память. Биографическая амнезия, я читал, штука страшная, но, к счастью, бывает иногда излечима. Вот, собственно, и все. Такая история.
– Ну я не спрашиваю, Саня, как ты с ним познакомился, когда и зачем, это – твои личные проблемы. Но боюсь, что коллеги, о которых ты упомянул, неохотно откликнутся на твой призыв, такие вещи у них не любят афишировать. Тем более что человек этот, как ты намекнул, скатился на самое дно, не так?
– Да, конечно, пропал человек, и хрен с ним! Вполне в духе времени. Но у него может быть семья, понимаешь? Которой совсем не безразлична судьба отца или, скажем, деда. Я не возражаю тебе, Костя, но за свою Нинку, например, я спокоен. Полагаю, что дочка отца в критическую минуту не бросит. И надеюсь, что твоя Лидочка тоже поступит однажды аналогично, если мы их правильно успели воспитать. А то ведь и вовсе никакой надежды не остается, верно излагаю?.. Трудно, говоришь. Ну что ж, тогда, считай, и разговора не было. Ну, пока?
– Погоди! Ты что?! – воскликнул Меркулов. – И что у тебя за манера? Никогда не дослушаешь, а сразу делаешь свои поспешные выводы! Причем наобум! Нельзя же так!
– Я слушаю, слушаю... – нудным, противным голосом процедил Турецкий, зная, что Костя прямо-таки смертельно ненавидит его в такие минуты. Нарочно так процедил, пусть позлится...
– О том, что твои документы нашли, ты хоть знаешь?
– Естественно. Мне позвонили. И я был очень раздосадован, когда узнал, что сделали не так, как я просил, то есть не передали их мне с проводницей, а зачем-то отдали постороннему человеку, который, ко всему прочему, мне еще и лично неприятен. Все это я уже им высказал. Полагаю, что документы попадут в Москву, где я их и возьму, когда вернусь. Надеюсь, что вернусь.
– Это хорошо, что надеешься. И у нас появляется надежда. Но у меня к тебе есть и встречная просьба, если не возражаешь. Нет?
– Скажи сначала какая.
– Антон сейчас в Новороссийске и пытается найти тебя.
– Ну пусть пытается. Начинающим сыщикам такая практика бывает чрезвычайно полезна. Удастся, нет – это другой вопрос, и мы не будем до поры до времени его касаться.
– Нет, Саня, это – главный вопрос. Ты, возможно, в курсе того, что там, у вас, произошло. Возможно, и не теракт, но вообще на диверсию похоже. Я разговаривал с руководителями прокуратуры, они просили, а я обещал оказать им помощь в расследовании, сообщив, что как раз у них в городе находятся два опытных юриста, которые могут провести расследование на высоком уровне. Надеюсь, ты не откажешься им помочь?
– Надо было, по меньшей мере, меня спросить. Это – раз. Во-вторых, узнать, хочу ли я работать с кем- то, находясь в отпуске. Конечно, ты вправе считать Плетнева опытным юристом, но я не совсем разделяю твою точку зрения. И, наконец, я полагаю, что ты вправе распоряжаться своими сотрудниками, к коим я себя вовсе не отношу с недавних пор. Вот при соблюдении этих трех условий ты мог бы определенно рассчитывать на мою помощь. А так – нет, не знаю. Не уверен. Да я уже и занялся судьбой одного человека и не хочу отвлекаться. Тем более что помощи ожидать неоткуда. А чужая боль меня почему-то задевает. Не знаю почему, может, не то воспитание...
– Я думаю, что тебе хватит уже изображать обиженного! – Голос Меркулова стал набирать металлическую твердость, как бывало всегда, когда он считал себя абсолютно правым. – У всех уже в печенках сидят твои обиды! Люди ночами не спят, беспокоясь, чтобы ты, по собственной глупости и самонадеянности, снова не угодил в беду! Сколько можно, Саня?! На Ирину смотреть страшно!..
– Стоп, уважаемый заместитель генерального прокурора, – ледяным тоном остановил Костю Турецкий. – Пора, я вижу, расставить некоторые точки. Итак, первое. Насчет беды, куда я угодил по собственной глупости и самонадеянности. Это, надо полагать, ты имеешь в виду раздачу подарков в детском доме, да?..
Это был, конечно, удар ниже пояса. Ведь именно Меркулов, оторвав Турецкого от важного дела, буквально заставил его ехать вместе с Денисом Грязновым в детский дом в Мневниках с подарками от МВД и Генпрокуратуры, не предполагая, естественно, что именно там уже намечено было проведение террористического акта. Который в конечном счете и стал трагедией. Погиб Денис и был тяжело контужен Александр, после чего его, естественно, освободили от должности в Генеральной прокуратуре. Нехорошо было напоминать об этом Косте, но его «праведный гнев» следовало немного пригасить и вернуть в рамки разумного.
– Далее, – тем же брюзгливо-холодным тоном продолжил Турецкий. – Каждый человек имеет право обижаться или нет. У вас я пока не вижу серьезных причин обижаться на меня, а у меня они есть. Но устраивать базар по этому поводу я не собираюсь. Касательно Ирины, это – наше с ней личное дело. Если у кого-то проснулся неожиданный интерес к нашим с ней отношениям, это его сугубо личное дело. Если некоторые люди наглеют, полагая, что норму жизни для себя они устанавливают сами, ты, как опытный юрист, знаешь, каковыми в подобных случаях бывают последствия. Так что твои упреки неуместны, мой друг. Беспочвенны.
– А тебе не кажется?.. – Голос у Меркулова задрожал – первый и верный признак ярости.
– Не кажется, Костя. Я крещусь, когда мне кажется. И Плетневу не имело никакого смысла ехать за мной, исполняя чьи-то капризы. Мне он не нужен. Пусть им занимается тот... или та, кому он необходим. Я все сказал, – устало закончил Александр. – Так мы поможем несчастному человеку? Или будем
