есть еще возможность посотрудничать со следствием. Выдать им побольше компромата на Вахтанга с Исламбеком, подсказать адрес Вани Жеребцова – человека малых форм и гигантских потребностей... Да подбросить им, в конце концов, заказчика убийства Артемовой! Вот кто им сейчас нужен больше всего! А там, глядишь, где-то что-то скостят, дадут поменьше, опять же на «красную» зону пошлют, к бывшим своим, учтут прежние заслуги. Да и не любят особенно в органах кадры свои сдавать. Правда, и тех, кто попался, тоже не жалуют... А вот на Ваньке и на заказчике его отыграться – это еще, кажется, можно. И он решился, спросив осторожно:
– Вы ж меня, как я понимаю, взяли без всякой санкции? – и позволил себе даже несколько натужно выдавить улыбку.
– Ага, – кивнул Голованов, – на месте преступления.
– Верно, но это вам еще придется доказывать? – уже осмелел он и стал ждать ответную реакцию.
– Не беспокойтесь, – презрительно махнул рукой Турецкий, – как-нибудь разберемся. А вот наше снисхождение надо заработать. А это очень нелегко. И он останется здесь, на цепи, ровно до той минуты, пока нам от него будет хоть какая-то польза, пока он нам будет нужен, и пусть не особо тешит себя надеждой! Либо все на стол, либо... – И он сделал резкий жест, которым стряхивают мусор со стола.
– У меня другое мнение, – заметил Грязнов и подобострастно взглянул в сторону «сердитого большого начальника» Турецкого. – Я полагаю, что он просто рискнул поторговаться, думая, что его номер пройдет. Но он не пройдет, потому что, когда я завтра перед совещанием покажу отдельные кадры из этого «кино» министру, никаких специальных санкций не потребуется... Это если я покажу. Но мы ведь еще не решили окончательно, да, Александр Борисович? – решил наконец раскрыть инкогнито Турецкого Грязнов.
– А чего ты за него заступаешься? – без всякого почтения к генеральскому мундиру спросил Турецкий. – Лично мне он совершенно не нужен. Даже больше, своим присутствием – вообще! – будет только мешать, как отвратительное напоминание. Значит... – И он снова повторил свой жест, как бы избавляясь от помехи.
Понял Огородников, что угадал, но легче ему от этого не стало. Зря вырвавшиеся слова про Еву теперь только вредили. Придется аккуратно давать задний ход, думал он, объясняя сказанное своей злостью за ее, к примеру, неуступчивость его домогательствам. «Вот же черт! Сам себя в угол загоняю!..»
Он теперь не знал, что движение его мыслей ясно отражается на его лбу, покрытом испариной. В комнате и в самом деле было жарковато. А он ведь в теплой куртке, которую с него так еще и не сняли.
– Ладно, – вроде бы смягчился Турецкий, прислушавшись к аргументу Грязнова. – Можно и подождать с окончательным решением. Обыщите его и разденьте. Посмотрим, на что он сгодится...
Но Огородников отчетливо видел, что Турецкому совсем не хочется менять своего мнения, что сам для себя он, скорее всего, уже мысленно решил судьбу захваченного с поличным полковника и разбираться с дальнейшим не собирался. У них тут своя, тесная, видать, шайка-лейка! И вдруг его снова прошибло потом. «Нет, Ваньку придется сдавать... Ты уж извини, Ваня, не судьба тебе, видно, больше, да...»
– Я могу вам сказать, что на совести Жеребцова уже имеется убийство врача Артемовой, жены Алексеева. А заказал ее ему доктор Баранов, о котором вам, я уверен, ничего вообще неизвестно. О настоящем его лице...
Он решил, что открывает им глухую тайну, но Турецкий презрительно хмыкнул:
– Да ну? А мы думали, что ты и там свечку держал... Ну-ну, не тяни собственного времени. Это оно не у нас, оно у тебя бездарно уходит... Адрес говори немедленно! – вдруг рявкнул он.
Полковник смешался, сделал вид, что усиленно вспоминает, и, наконец, сказал:
– Записывайте...
Турецкий записал его на пустом бланке протокола, оторвал край с записью и протянул Голованову:
– Быстро туда...
«Как же, – злорадно подумал про себя полковник, – сидит там Ваня и ожидает вас, голубчиков, как же...» А в общем, решил он для себя, сдать его можно будет и в последнюю минуту – эти с виду такие крутые, а ведь ни разу еще не стукнули, мелькнула спасительная надежда...
– А теперь рассказывай про своего Жеребцова, – потребовал Турецкий. – Все и подробно!
Владимир Поремский во второй половине этого же дня, примерно около шести вечера, явился на аудиенцию к московскому мэру, проявившему такое необычное рвение в деле своего заместителя.
Александр Борисович решил, что самому ему в кабинете мэра делать нечего, в крайнем случае мог бы вызвать того к себе в Генеральную прокуратуру – не мальчик все-таки по чиновникам бегать. Но за таким демаршем наверняка последовало бы и определенное обострение амбиций, а оно сейчас было лишним. Вот и отправился Поремский.
Мэр долго выбирал в своем напряженном расписании свободные полчаса и не выглядел при этом человеком, который просто оттягивает ненужный и, возможно, даже неприятный для себя разговор, а дело действительно в его занятости.
Володя слышал, что мэр – человек деловой и не любит всяческих экивоков. Поэтому и вопросы свои заготовил, что называется, с прямотой римлянина – в лоб, без расшаркиваний и извинений.
– Скажите, Михаил Юрьевич, почему вы считаете, что готовилось убийство именно вашего заместителя, а не его супруги?
– А разве я так считаю? – удивился мэр, и глаза на его широком лице сузились. – Кто вам сказал... – Мэр посмотрел в запись на своем столе, в блокноте, и добавил: – Владимир Дмитриевич?
Поремский чуть улыбнулся.
– Мне бы не хотелось открывать источник своей информации.
– Тоже мне источник! – совсем непочтительно фыркнул мэр. – Небось трепанул кто-нибудь из администрации президента, так?
– Почти так, – снова улыбнулся Поремский.
– Тогда я сам скажу. Терпеть не могу недомолвок! И потом, вы же не газетчик, не журналист, и высказанные вам мною сведения, я надеюсь, не станут немедленно достоянием средств массовой информации?
– Ни в коем случае, за это отвечаю головой.
– Ну, – снисходительно заметил мэр, – голову оставим в покое, а мне будет вполне достаточно вашего слова.
– Даю слово, – серьезно сказал Поремский. – Да, в общем-то, наш разговор не имеет прямого отношения к уголовному делу, возбужденному по факту одного убийства и подготовки аналогичного второго.
– Да-а? И кто же этот второй? Тоже наш работник? Я имею в виду мэрию.
– Нет. Совсем нет, врач-нарколог, как и Татьяна Васильевна Артемова. Просто рангом пониже.
– Скажите пожалуйста... А чего ж я не знал?
– Убийства-то не было. Жертва обнаружила заряд раньше, чем тот сумел сработать. А коллеги из ФСБ быстренько разобрались с бомбой.
– Интересно, что за разборки начались в наркологии? – задумчиво произнес мэр и что-то черкнул для памяти в блокноте. – А с этим случаем?.. Да Георгий... ну Алексеев, заместитель мой, панику устроил. Это, говорит, они не в Таньку, они в меня целили, а она приняла на себя незаслуженный удар. Ну действительно, – стал он рассуждать, – если подумать, кому она могла быть опасна? Кому перебежала дорожку? Абсурд! А у Георгия?.. У него длинный послужной хвост, так сказать. Он ведь, если вам это неизвестно, начинал, как вы любите говорить, «на земле» – в прямом смысле, в прорабах, после строительного института. Дослужился до Госстроя! Был одним из замов председателя, еще когда там короткое время после того своего злосчастного выступления на Политбюро служил небезызвестный будущий первый российский президент. Где-то и в чем-то они конфликтовали, наверное, между собой, потому что когда тот зам стал президентом, он не забыл своего оппонента и, как рассказывал мне Георгий, просто выкинул его со службы. Однако, как специалист, как человек, который умеет налаживать деловые контакты с фирмами, Георгий по-своему был незаменим. И я, придя в мэрию, разыскал его в мелком коммерческом предприятии. Глупо тратить крупные деловые возможности человека на игру, скажем, в кегли. Вот с тех пор и работает. Устает, наверное... Опять же нервы...
