против грубой силы ее силенок недостаточно. Одновременно она плакала и от страха за Турецкого. И оттого, что поняла – он тот, о ком она мечтала с тех пор, когда узнала, что существует такое понятие как любовь. Ее студенческая любовь осталась в прошлом, словно в другой жизни, и казалась такой мелкой, ненастоящей, придуманной. И все переживания были ненастоящими. Нынешняя любовь была совершенно другой – огромной, необыкновенной. Она переполняла душу и хотелось только одного – видеть Александра, Сашу, Сашеньку, держать его за руку и прижаться к его плечу. Ей больше ничего не нужно – только видеть его, и чтобы он смотрел ей в глаза. Хоть бы его не убили! – молилась она про себя и тихо плакала.
Володя запер калитку и повел ее во двор, обняв за плечи.
– Я им устрою! Они все у меня сядут. Пора уже навести порядок в станице. Попомнят они еще Поречного, не раз попомнят! – голос его срывался от ярости. Руки дрожали, когда он пытался прикурить. Спички ломались одна за одной и он в бешенстве сунул коробок в карман.
Дома Володя рухнул на диван и нахмурился, надолго замолчав.
Лена поняла, что у дяди Володи возник план и только молилась, чтобы он не опоздал.
11
Лиля остервенело торговалась с таксистом и все-таки выторговала у него двести рублей. Он согласился довезти ее на Кабельную за четыреста. А сначала требовал шестьсот. Она знала, что стоит отойти метров на двести от вокзала, и бомбила довез бы ее и за триста. Но когда вокруг сумки, рук не хватает, а дети ноют и норовят броситься под колеса проезжающих машин, боязно даже сойти с тротуара, не то, что выходить на проезжую часть.
– Бога ты не боишься, – стала укорять она таксиста, когда сумки наконец были водворены в багажник, а дети сидели на заднем сидении с хмурыми невыспавшимися мордахами. Ехали сутки, на перекладных, в вагоне всю ночь гуляла какая-то подвыпившая компания, из их разговора она поняла – отмечали завершение удачной сделки. Пробовали и ее пригласить на свой праздник жизни, но Лиля только презрительно смотрела на этих русских, которые каждое дело сопровождают немеренным возлиянием, а потом бахвалятся друг перед другом, и за каждым словом – мат перемат... Таксист хмыкнул и ничего не ответил. Врубил магнитолу и слушал какие-то дебильные разговоры радиоведущих. Те соревновались в остротах, да таких, что прямо уши вяли. Время от времени в эфире раздавался неожиданный мужской хохот и у Лили заходилось сердце. Уж очень этот хохот напоминал ей голос давно умершего брата. Как будто радио передавало ей привет с того света.
Таксист высадил их у подъезда, небрежно побросав сумки на асфальт, и уехал под очередной взрыв хохота ее умершего брата. У подъезда сидели двое – невысокий парень внимательно поглядел на прибывших, парень повыше взглянул мельком. Оба одновременно встали и направились к Лиле. Ей почему- то стало не по себе.
– Гражданка Ахметова? – поинтересовался невысокий и раскрыл перед ней красные корочки служебного удостоверения. Она толком и не рассмотрела, какого учреждения. И так ясно, что милиция.
– А что вам нужно? – почему-то враждебно спросила она, хотя раздражения они у нее не вызывали, скорее неясное опасение.
– Где же вы пропадали? – спросил второй и улыбнулся ей довольно приятной улыбкой. – Мы вас тут заждались. Даже беспокоиться начали.
– А я что, обязана сообщать органам, когда надумаю к родственникам съездить? – съязвила она.
– Нет, конечно, просто мы вас искали, а соседи о вас ничего не знали. На всякий случай нужно хоть кого-то из соседей предупреждать. Мало ли что...
– Что? – на Лилю что-то нашло, ей хотелось отвечать резко и непримиримо.
– Ну вдруг к вам кто-то в квартиру полезет, а соседи не знают, что вас нет, подумают – что это к вам родственники пожаловали.
– Прям, я соседям скажу, что меня не будет... Они тогда сами ко мне влезут.
Парни переглянулись, подхватили ее сумки и вызвались проводить. Деваться было некуда, а так хоть польза какая-то от непрошенных гостей. Она все равно одним разом все захватить не смогла бы. В любом случае и так понятно – они от нее не отстанут. Все равно предстоит разговор. Почему-то она сразу решила – неприятный.
Дома пахло пылью, нежилой дух витал, все-таки две недели отсутствовали.
Дети пошли в свою комнату и не раздеваясь, рухнули на кровати. Только ботинки сняли. Куртки она уже сама с них снимала, да так пледами и прикрыла, не стала раздевать. Потому что присутствие посторонних в доме напрягало.
Парни сидели на диване и о чем-то тихо переговаривались.
– Я вас слушаю, – наконец сказала Лиля, закрыв за собой дверь в детскую.
– Извините, у вас такой уставший вид, вам бы отдохнуть с дороги. Но у нас очень важное дело. Скажите, когда вы видели в последний раз своего бывшего мужа?
Лиля в недоумении уставилась на высокого. Это он задал ей вопрос.
– Чуть больше двух недель назад... – сразу ответила она.
– А точнее? Чуть больше и две недели назад? – попросил уточнить высокий.
– Ну если это так важно, то две недели назад.
– И о чем у вас был разговор?
– А-а, – отмахнулась рукой Лиля, – как обычно. О деньгах. Он денег мало дает на детей, все та жена загребает. У него несколько точек на Черкизовском рынке. Я точно знаю – денег у него много. Дела идут хорошо. А он все на ту семью тратит да в дело вкладывает. Нам совсем крохи достаются. А у меня же дети... Ишачу с утра до вечера, чтобы нужды не знали. Им и так несладко – без отца растут. А жизнь теперь дорогая, сами знаете. Не хватает нам. И каждый раз, как деньги отсчитывает, все норовит поменьше дать. То полкило конфет в счет алиментов дает. То какие-то копеечные кроссовки детям из своего же товара всучить пытается, а сам говорит, будто задорого купил в магазине, дескать – часть алиментов ушла на обувь детям. Ну я и не сдержусь, сорвусь, скандалить начинаю... Поругались мы с ним.
– А почему же вы уехали к родственникам? Все-таки дети в школу ходят, занятия уже давно идут.
– Надоело все, вот и поехала. Немного в себя прийти. А то мы с ним сильно поругались.
– И он вам не звонил после этого?
– Откуда?
– Ну из дома, от второй жены.
– А его дома и не было.
Оба парня уставились на нее.
– Откуда вы знаете?
– Как откуда? Он прямиком от меня в психушку загремел.
– Так, с этого места поподробнее. Теперь очень важно вспомнить, как все происходило, – высокий включил диктофон и сел рядом с Лилей за стол.
– Ну, он пришел какой-то весь на нервах. Деньги дал, эти кроссовки всучить пытался, я не выдержала и швырнула их в угол. Он завелся, стал бегать по квартире, орать, что все мне мало. Что вообще все бабы его достали. Потом пошел в ванную. И заперся. Молчит и молчит. Я стала стучать, звать его, а там тишина. Испугалась, думаю – что он там делает? А у нас на двери в ванной крючок такой слабенький. Я как дернула дверь, ногой уперлась в стенку, крючок и вырвался с мясом. Смотрю – а Алишер стоит на краю ванны, петлю себе на шею надевает. У нас под потолком трубы проходят, так он бельевую веревку отвязал и решил на ней повеситься. Я чуть на месте не умерла. Никогда с ним ничего подобного не было. Я имею ввиду – никаких нервных срывов. В общем, я его стащила с ванны, в «Скорую» позвонила, они психперевозку вызвали. От меня его и забрали. А я на следующее утро и уехала. Очень мне тяжело после этого было. Из- за каких-то кроссовок... Вину свою чувствовала. Он же человек сильный, я имею ввиду – характер. А тут вдруг такое... А почему вы его ищете? – поинтересовалась наконец Лиля.
– А он у нас в федеральный розыск объявлен.
– Потому что пропал? Я ведь его жене, естественно, не звонила. Пусть сами разбираются. Наверное, она и заявила в милицию о том, что он исчез.
– Вы помните номер его машины? – спросил тот, что поменьше.
– Конечно помню. Мы же ее вместе покупали четыре года назад, а когда он ушел от меня к той шалаве, забрал ее. А мне квартиру оставил.
