– Чушь какая-то! Угонять такую заметную машину – это же полная глупость. На что рассчитывали угонщики?! Во всей Москве «ягуаров» раз-два и обчелся!
Вячеслав Иванович Грязнов, который когда-то, работая в МУРе, посвятил много времени автомобильным угонщикам и ворам, похмыкал и предложил:
– А ты посмотри на это по-другому.
– Как?
– Я же говорю: по-другому.
Гордеев помолчал, подумал и сказал:
– То есть... кто-то угнал машину... специально... специально, чтобы засветиться при передаче оружия Великанову?
– Вот, – удовлетворенно сказал Грязнов.
14
Великанова снова вызвали к майору Ковалеву.
– Ну что на этот раз? – устало спросил Великанов. – Кто-то сбежал из лагеря – и вы хотите отправить меня в погоню?
– Не буду вас больше обедом кормить, – сообщил Ковалев. – Слишком уж вы распоясались.
Великанов молчал.
– Думаете, ваш столичный адвокат вам поможет? – спросил Ковалев.
– Надеюсь, – сдержанно сказал Великанов.
– Все-таки вы еще слишком зеленый зэк, Сергей Сергеевич, не понимаете самых главных вещей.
– Каких же?
– Ну, например, того, что в тюрьме самая плохая вещь – это надежда. Надежда убивает, потому что в девяносто девяти случаях из ста она ни во что не превращается. Вам надо жить сегодняшним днем. Только так можно выжить и сохранить себя.
– Может, вы и правы, – сказал Великанов.
– Ладно, не дуйтесь. Мне нужен ваш совет. Медицинский. Как быть с простудой?
– Вы простудились? Ну выпейте чего-нибудь.
– Таблетки? Вы же сами их не приветствуете.
– Выпейте спиртное.
– Ну вот! Все доктора говорят, что это неправильно.
– Правильно то, что доставляет вам удовольствие, – сказал Великанов. – И учтите, что своими действиями вы очень мало влияете на ход болезни и очень много – на собственное настроение. Если лечение простуды доставляет вам удовольствие – лечитесь. Если нет – не надо.
– Как это? – оторопел Ковалев.
– Если насморк лечить, он проходит за семь дней. Если не лечить – за десять. Серьезная разница?
– В самом деле? – удивился Ковалев.
– Да.
15
Гордеев пригласил хирурга вместе поужинать, Иванов отказался, сказал, что у него времени в обрез, а денег еще меньше, а платить за себя он не позволит.
– Тогда выпьем минеральной воды, – сказал Гордеев и вспомнил Малышкина. – Или пива.
– С собой принесем? – хмыкнул доктор.
С крыши ресторана «Снобс» был виден храм Христа Спасителя и странноватый Петр Первый на Крымской набережной. А еще огромное количество стен, окон и крыш – непарадный московский пейзаж. Тишина старого дворика в глубине Остоженки делала вечер на крыше очень приятным.
Иванов опаздывал.
Гордеев подумал, что, если забыть о названии (а о нем надо забыть – снобы предпочитают собираться в других местах), ресторан можно использовать для романтических свиданий. Чтобы произвести должное впечатление, приглашающей стороне нужно соблюсти два правила. Во-первых, не трогать стол руками – следы пальцев на стеклянных столешницах выглядят слишком неаппетитно. Во-вторых, не считать деньги – закрыть столбик цен и забыться, хотя это и тяжело.
Но Гордееву было проще, у него было свидание с хирургом, и он наконец пришел.
– Извините, – сказал Иванов, присаживаясь, – сумасшедший сегодня день.
– Бывает. А где же ваша жена?
– Катя не придет, – сразу расставил все точки над «и» хирург, и Гордеев понял, что спорить бесполезно.
– Ладно, – сказал адвокат. – Давайте поговорим вдвоем.
– Давайте, – не слишком дружелюбно сказал Иванов.
– Прежде всего хочу сказать, что Великанов вас не помнит.
– Да?
– Да.
– Позвольте вам не поверить.
– Почему это?
– Потому что мы учились вместе шесть лет. Потому что он не может не помнить, к кому ушла его девушка. Резонно?
– Резонно, если только вы говорите правду.
– Что? – насмешливо переспросил Иванов, и Гордеев услышал в этом голосе сдержанную силу. Это был достойный противник. Впрочем, противник ли? Гордеев невольно вздохнул. Как-то так выходило последнее время, что все свидетельские показания приходилось буквально клещами из всех вытаскивать... Впрочем, ясно было, почему Великанов отказался вспоминать и признавать Иванова – зачем ему на зоне думать о человеке, который живет с женщиной, которую он, Великанов, любил? Он просто закрыл для себя эту тему, вычеркнул этих людей.
Гордеев молчал, и Иванов вдруг сказал:
– Юрий Петрович, извините меня, ради бога!
– За что? – изумился Гордеев.
– За грубость. Я просто от работы все никак не отойду. Два часа назад к нам в ЦКБ привезли очередную важную персону, и, как на грех, я не успел уехать... Пришлось им заниматься. Капризный.
– У вас там недавно Меркулов лежал. – Гордеев тоже был не прочь поговорить на отвлеченную тему.
– А вы с ним знакомы? – обрадовался Иванов. – Очень интеллигентный человек, приятный, правда? Никогда не догадаешься, что большая шишка, не то что этот, сегодняшний.
– А кто сегодня?
– Не выдадите меня?
– Кому? – усмехнулся Гордеев. – Желтой прессе?
– Ладно, скажу. Он тоже из Генпрокуратуры.
– Большая шишка? – удивился Гордеев. – Там же их не осталось. Подождите... Вы шутите?
– Ничуть.
– Генеральный прокурор?!
Иванов чуть заметно кивнул.
– Ну и дела! А с ним что? Тоже аппендицит?
– С желчным пузырем проблемы. Камни жуткие. Запущено все. С такой болезнью он, наверно, всех ненавидел.
Гордеев вспомнил рассказы Турецкого про нового генерального и подумал, что не так уж это далеко от истины.
– Надолго он к вам угодил?
– Пока трудно сказать.
Гордеев вдруг засмеялся.
Иванов посмотрел на него вопросительно.
– Сейчас объясню, – сказал адвокат, отсмеявшись. – Турецкий исполняет обязанности Меркулова –
