Он еще что-то пытается изображать, с раздражением подумал Юрий. Интересно другое – удалось ли его расколоть Черногорову. Судя по поведению Елисеева, вряд ли. Но хотя бы припугнул, и то польза. Только, похоже, с Женьки как с гуся вода.

– Вообще-то мне думалось, что было бы лучше, если бы тебе о том рассказал твой работодатель. Он наверняка уже знает.

Глаза у Елисеева как-то беспокойно заметались, но он промолчал. Значит, не хочет говорить, что был у следователя. Ладно.

– Так вот, Евгений Алексеич, голубь ты наш, на тех дозах, что извлекли из заднего кармана брюк Минаева, были «случайно» обнаружены отпечатки твоих пальцев.

– Всего один! – возразил Женька и прикусил язык – сорвалось!

– Да хоть и один. Но о чем это говорит? О том, что пакетики оказались у Минаева не без твоей помощи. И это у человека, который тебя кормил и поил, лечил от пагубной страсти, был, по твоим же словам, лучшим другом! Каково?

– Ну и что – отпечаток? Я мог, не зная, нечаянно задеть и не обратить внимания! Это – не доказательство! Можете ехать ко мне домой и производить обыск, если хотите! Ничего не докажете!

Ну вот – он весь в этом.

– А я вообще думаю, что это вы нарочно меня подставили! Ну каким образом, объясни, следователь мог подумать, что этот отпечаток принадлежит именно мне?

– Элементарно. Я ему сам сказал. И передал акт экспертизы, в котором криминалисты уверенно указали, что отпечатки на чеках с наркотиками идентичны тем, что оказались на бутылке и рюмке, представленных мною... Помните, Галина Федоровна, вы спрашивали меня, что это за предмет такой пухлый в моем портфеле? Так это и была коробка с теми предметами, что я передал экспертам. И никакой ошибки, Евгений Алексеич, тут быть не может. А ты сам уже ищи объяснения для следователя.

– Ну и сука ж ты! А говорил, что товарищ...

– Извини, это как раз ты утверждал, что Минаев – твой лучший друг. Впрочем, у тебя сейчас будет возможность повторить это все ему лично.

– Ну ты...

– Евгений, – спокойно остановил его Гордеев, – еще раз услышу, размажу вон по той стене. Жаль, конечно, не хочется думать о людях, которых вроде бы давно знаешь, как о мерзавцах, о предателях. Верно, Галина Федоровна? А ведь я вез вещдоки и Бога молил, чтоб не совпали отпечатки, верите? Вот так. Неосторожно ты действовал, Евгений Алексеич, неграмотно. И это тебе наука на будущее. И раз тебя следователь не задержал как соучастника преступления, чего еще колготишься? Гуляй!

Лицо Елисеева было словно обмороженным, неестественно бледным, даже белым. И еще появилось странное ощущение, что он немного под хмельком, не пьяный, нет, но, как говорится, слегка выпивши. Однако и алкоголем от него не пахло. Неужто вернулся к прошлому?

Он хотел что-то возразить, нахмурился, делал непонятные движения руками, будто таким образом подбирал нужные слова в свое оправдание.

– Да ты не старайся, – отмахнулся Гордеев. – Минаев, я уже сказал, в курсе дела. Как и о чем вы будете разговаривать, меня абсолютно не колышет. Поэтому оставь речи до встречи с ним. А я вот все думал: когда же ты сунул-то наркоту ему? В машине – не смог бы. Очень там неудобно, да и ты был за рулем, а он сидел, оказывается, сзади, он сам мне сказал. Значит, дома? Пока твой шеф умывался и зубы чистил, ты ему, по дружбе, так сказать, да? А команду получил раньше? От кого? От Журавлева-старшего или от младшего? В принципе мне и на это наплевать, кто там у вас руководил процессом. Только вот, видишь ли, исполнители оказались полными мудаками и сорвали с твоей помощью так славно придуманную операцию. А за это тебе спасибо скажет теперь не Алексей Евдокимович, а кто-то другой. В жопе ты, Женечка, причем в очень глубокой... – Гордеев неожиданно вскинул обе руки и закричал: – Привет! Да здравствует свобода!..

На крыльце показался Минаев.

Дальше последовала несколько сумбурная встреча с Галочкой, которая не удержалась от слез. По- дружески полуобнялись с Гордеевым. Елисеев все никак не мог прийти в себя, и Минаев крикнул ему:

– Ну а ты чего?

– Переживает, – сказала Галина.

– Ну иди, хоть поздороваемся по-человечески!

Женька подошел, пряча глаза, пожал протянутую ему Алексеем Евдокимовичем руку и отступил на полшага.

– Ну, слава богу! – Минаев оглянулся на входные двери, покачал головой. – Можем ехать? Куда?

– Предлагаю, пока ко мне, – сказал Юрий Петрович, – позавтракаете, приведете себя в порядок и решите, что делать дальше. А Евгений привезет ваши вещи, так?

– А почему сразу нельзя ко мне заехать? – вроде осмелел Елисеев. – Там все в порядке, как всегда...

– У тебя? – Гордеев с насмешливым любопытством уставился на Женьку.

– Да я уж теперь как-то и не знаю... – заметил и Минаев. – Но поговорить нам все равно надо. Да и о билетах в Белоярск решить. Не женщину же посылать, верно? – Он с недовольством посмотрел на Елисеева.

– Как скажете, – ответил тот и повернулся, чтобы идти к своей машине. – Со мной никто не хочет?

– Да нет, пожалуй, мы с Юрием Петровичем. А ты двигай следом. И про вещи мои не забудь, пожалуйста. И учти еще, Евгений, я человек не злопамятный, могу представить себе всякую тяжелую ситуацию, в которой может оказаться любой человек. И постараюсь его понять. Но – только один раз. И потому у меня к тебе будет очень важное поручение. Так что давай туда и обратно, одна нога здесь, другая там, у Юрия Петровича. Ясно?

– Ясно, Алексей Евдокимович, – с заметным облегчением выдохнул Елисеев...

– И часто это у вас, позвольте полюбопытствовать? – спросил Гордеев, когда они уже ехали на Башиловку.

Минаев сидел рядом с ним, а Галина – сзади. Женька же умчался за сумкой Минаева.

– Что вы имеете в виду?

– А приступы альтруизма.

Минаев усмехнулся, помолчал и вдруг заговорил, обернувшись почему-то к Галочке:

– Вот сразу видно, Юрий Петрович, что вы никогда не руководили крупными коллективами, где сотни совершенно разных по характеру и призванию людей. Вы говорите: альтруизм. Не совсем так. Я ведь постоянно пытаюсь понять – кто чем дышит, кто от кого зависит, почему человек думает об одном, а иной раз вынужден делать совершенно противоположное. Это очень нелегкий и даже болезненный процесс – все переварить и вывести формулу собственной политики. И вовсе не для красного словца, но приходится в буквальном смысле наступать себе на горло, а как же!.. Конечно, он поступил как сукин кот. Но вот сидел я в камере и размышлял... Неожиданно появилось свободное время, можете себе представить? До сих пор не получалось... Словом, попытался я проиграть заново ситуацию на «Сибцветмете», еще раз внимательно посмотрел на людей. А когда вы, Юрий Петрович, раскрыли мне тайну провокации, я долго думал: что могло заставить Евгения поступить именно так? И знаете ли, нашел объяснение.

– Оправдывать мы всё умеем, этому учить не нужно, – заметил Гордеев.

– Боюсь, что это вам только кажется, Юрий Петрович, – возразил Минаев. – Мне было нелегко. Я попытался поставить себя на его место... И знаете что? Мне его стало по-настоящему жалко! Ведь он хороший парень. Умница. Острое и злое, когда надо, перо. Нет, с ним не так все просто, и я попытаюсь...

– Образумить? – не отрываясь от дороги, спросил Гордеев.

– Скорее, объяснить...

– Ну и флаг вам в руки, как говорится, – ответил Гордеев и действительно потерял интерес к дальнейшему разговору.

Минаев, видно, это почувствовал и тоже посмурнел, откинулся на подголовник сиденья, демонстрируя усталость. Его-то понять как раз было можно. Да вот только Гордееву люди подобного рода не сильно нравились. Он был более категоричен в оценках поступков, хотя, как адвокат, должен был являться терпимым изначально. Да ведь мало ли что должен?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату