время, ушедшее на то, чтобы справиться с собственными, совершенно прежде не свойственными Леониду Ильичу Славскому, ощущениями. Но, увидев слезы в Мартиных глазах, он, никогда не отличавшийся какой- то особой сверхчуткостью и проницательностью, словно по наитию понял и почти ощутил ее горечь, боль и отчаяние, на грани которого она балансировала... Именно это и заставило Леонида собраться и почти мгновенно взять себя в руки. И уже гораздо спокойнее, но все с той же впервые им испытанной нежностью, он привлек ее к себе и осторожно обнял.
– Не плачь, девочка, – прошептал Славс-кий. – Все будет хорошо, вот увидишь – все будет хорошо... Только не плачь!..
У него не было ни секунды для того, чтобы самому понять причины, по которым он говорил это, в сущности, не знакомой ему девушке, говорил с абсолютной уверенностью в том, что именно так все и будет. Да и окажись для этого время, все равно бы, пожалуй, не понял: ведь и Леня Славский, и господин Люк Слаффски отродясь не верили в столь эфемерное, к тому же затасканное по страницам дамских романов понятие, как любовь с первого взгляда...
Он собирался прямо тут, сейчас, рассказать ей, каким эгоистом, какой свиньей по отношению к ребятам был все эти годы, и, хотя никогда по-настоящему не забывал об их «Соглашении», тем не менее все тянул и тянул со звонком в Москву, оправдывая себя то тем, то другим, то сумма недостаточно большая и недостаточно круглая, то денег на расширение фирмы и без того не хватает... А на деле... на деле...
И Славский уже набрал в легкие воздуха, уже открыл рот для покаяния, но... Видимо, в жизни и впрямь трогательное и смешное охотно существуют рядом.
Именно в этот момент за дверью комнаты послышался громкий всхлип, затем кто-то трубно высморкался, и тут же раздались тяжелые шаркающие шаги, удалявшиеся в сторону кухни. Леонид с Мартой невольно переглянулись и так же невольно расхохотались, и этот смех моментально высушил слезы на глазах девушки.
– Ох!.. – прошептала она. – Тетя Нюра такая смешная и милая... Она меня правда любит...
– А тебя можно не любить? – ласково поинтересовался он. – Я этого не заметил! Марточка, я ведь хотел сказать...
– Не нужно. – Она посерьезнела и, протянув руку, накрыла ладонью его рот. – Ты ни в чем и ни перед кем не виноват, Леня, и никому из нас ничем не обязан... Я так думаю и буду так думать всегда! И не говори ничего, ладно?
Ее ладонь была легкая, прохладная и еле уловимо пахла фиалками.
Леониду Славскому вдруг показалось, что многие годы, посвященные вначале раскрутке «Розочки», потом отчаянной борьбе с конкурентами, потом... А черт его знает, чему еще – все это, включая Джину и ее папашу Джеремию, ему просто приснилось. И он улыбнулся мелькнувшей у него в голове смешной мысли о том, что теперь точно знает, что именно чувствует вдоволь наскитавшийся, потрепанный бурями корабль в тот момент, когда достигнет наконец родного берега.
17
Александр Борисович посмотрел на свои наручные часы, затем на электронные, висевшие напротив его рабочего стола, и слегка поморщился.
– Больше никого ждать не будем, – с неудовольствием в голосе произнес он и решительно открыл папку с делом по убийству Баканина.
«Никого» – означало, вообще-то, всего одного из членов его оперативно-следственной бригады, а именно Валерия Померанцева. Поскольку все остальные – Володя Яковлев, Галя Романова и даже Грязнов- старший – присутствовали в кабинете Турецкого уже добрых пятнадцать минут.
Но разозлиться на опаздывающего Валерия как следует он не успел. Именно в этот момент дверь без предупреждения распахнулась, и взъерошенный, слегка раскрасневшийся Померанцев объявился на пороге.
– Простите, Сан Борисович, я все объясню! Весь вид следователя свидетельствовал о том,
что дорога в родную контору действительно далась ему нелегко. А посему Саша, несмотря на то что время поджимало, все-таки решил предоставить своему подчиненному шанс.
– Вот с тебя и начнем! – сурово произнес он. – Ну и?
– Если можно... пусть вначале капитан Романова, иначе никто ничего не поймет, – с несвойственной ему робостью в голосе возразил все еще топтавшийся на пороге Валерий.
Теперь наступил черед Галочки вначале охнуть, затем вспыхнуть до ушей: такой подставы со стороны следователя она ну никак не ожидала! Получается, ей сейчас придется во всеуслышание, с места в карьер рассказывать о вчерашнем проколе?... «Не думала, что Валерка такая свинья!» – Галочка закусила губу и попыталась, не вставая с места, отряхнуть подол юбки. Ничего не получилось! А поскольку все присутствующие, включая Турецкого, успели повернуться и уставиться на Романову, она решительно тряхнула головой и как можно суше и короче, стараясь не смотреть в сторону предателя Померанцева, поведала о событиях сегодняшней ночи.
– Около пяти утра, – завершила Галочка свое краткое изложение, – меня подменил Сева Голованов из «Глории»... Судя по всему, объект вскоре после того, как я... как мы добрались до его дачи, лег спать. – И, подумав, пояснила: – Свет в окне его спальни погас и больше не зажигался.
В кабинете на некоторое время воцарилось всеобщее молчание, во время которого Вячеслав Иванович бросал на Галю сочувственные взгляды. Затем Турецкий, до того задумчиво перебиравший на своем столе бумаги, повернулся вновь к Померанцеву, успевшему проскользнуть на ближайший к нему пустующий стул.
– Поначалу я хотел бы услышать, – сухо поинтересовался он, – что делал в «Эдеме» ты сам?
– Встречался со своим агентом, которого зарядил на информацию о Кабуле и его фирме, – с готовностью начал Валерий. – И когда я после разговора с ним, который, честно говоря, почти ничего не дал, последовательно наткнулся вначале на Яковлева, потом на Романову, честно говоря, даже растерялся от удивления. Можно сказать, обалдел на месте – причем дважды!
Все присутствующие, за исключением сурово разглядывающего следователя Грязнова-старшего, не выдержали и улыбнулись: Валерий был в своем репертуаре. Шут гороховый! Но ведь и в самом деле смешно!
Турецкий, моментально подавивший улыбку, для острастки насупил брови:
– И каким образом твое «обалдение» связано с сегодняшним опозданием?
– Прямым! – заверил Померанцев. – Галя забыла сказать, что, когда она во время своей беготни по клубу в поисках Банникова попробовала добраться до генерального директора «Эдема», он же и его хозяин, охранники заявили, что господин Кисс Михал Михалыч в отъезде... Верно, Галь?
Валерий как ни в чем не бывало простодушно посмотрел на Романову. Она пожала плечами:
– Верно... Возле приемной стояли двое в камуфляже, они и сказали, предложив обратиться к администраторше, но той тоже не было на месте. Я заглянула к ней в кабинет – никого.
– Вот-вот! – снова перехватил инициативу Валерий. – Ну я и подумал: неплохо было бы поинтересоваться этим Киссом у кого-нибудь из завсегдатаев клубешника, тем более что мой агент как раз и есть завсегдатай... Пришлось на сей раз отправляться к нему на хазу, а это не ближний свет: Медведково, между прочим... Вот и опоздал в результате!
– Ты нам что, информацию излагаешь или за свое опоздание оправдываешься? – непоследовательно буркнул Турецкий и требовательно добавил: – Дальше!
– А дальше, пока я добудился, пока привел в чувство этого... персонажа... – И, обнаружив характерный блеск в очах своего шефа, поспешно замотал головой: – Все-все-все, дальше по сути! Словом, по предъявленным мною агенту снимкам тот опознал в Викторе Александровиче Банникове сводного братца упомянутого Кисса, а на Кабула указал как на такого же, как и он сам, завсегдатая «Эдема»... Это все. Хотя нет, еще не все: якобы уехавшего хозяина клуба мой агент видел там где-то через час после того, как наша оперативно-следственная бригада в полном составе покинула район этого злачного местечка... Так что он либо никуда не уезжал, либо внезапно приехал. Вот теперь точно все!
И Валерий, с видом победителя оглядев присутствующих, тут же скромненько опустил глаза.
Вячеслав Иванович при этом хмыкнул и скептически поинтересовался:
– Ну и что это дает для следствия? Конечно, за исключением того факта, что склонность к бизнесу у этих братцев наследуется по материнской линии?
