— Ты что, завтра уже хочешь уезжать?!
— Турецкий! Твои государственные дела сделали из тебя мужлана. Не обязательно грубить.
— Ну, извини, извини. Ничего страшного не произошло, ведь так? Разумеется, я что-нибудь придумаю, куда я денусь. Я же все-таки любящий муж и отец!
— Надеюсь, — сказала она и положила трубку.
Как же я забыл? Случайность и вправду — осознанная необходимость. Лиля Федотова тут, кстати, сообщила мне, что достала путевку для моей жены и дочки. Самое смешное, что именно в Прибалтику. Бывают же такие совпадения. Нет, говорю, не надо путевок, у нее, у Ирины, тетка там живет. То ли не поверила, то ли очень уж ей услужить хочется начальству. Интересная особа, очень интересная… Самая лучшая помощь — та, которая приходит вовремя. Когда-нибудь она все-таки затащит меня в постель, и я не буду сопротивляться. А почему это, интересно, я сопротивляюсь до сих пор? Удивительно!
Телефон на моем столе зазвонил, и я снял трубку. Кого несет в такое время?
— Турецкий слушает.
— Саша? Это я, Таня.
— Таня?
— Зеркалова.
— Я понял, что Зеркалова. Что-то случилось?
Она помолчала, и я прикусил язык. Турецкий, дубина, у этой женщины отца убили, муж пропал, а ты, тактичный наш, спрашиваешь, что у нее случилось.
— Саша, — тихо проговорила она, и я вжал трубку в ухо, чтобы лучше слышать. — Ты не можешь приехать ко мне? Прямо сейчас.
— Конечно, могу, — тут же ответил я, — раз надо, разумеется, приеду. Адрес я помню.
— Жду.
В трубке послышались короткие гудки. Я положил ее на аппарат и встал. Если женщина зовет — нужно ехать.
Через сорок минут я нажимал кнопку звонка Таниной квартиры. Дверь открылась сразу, как будто хозяйка квартиры стояла прямо за ней и ждала моего прихода. Очевидно, так и было.
— Саша! — И она кинулась мне на грудь, будто это я пропал и вот теперь вернулся.
Она втащила меня в квартиру, держа обеими руками, ногой захлопнула дверь и, не отпуская, потащила в комнату, к тому же не просто в комнату — в спальню. При этом губами она яростно искала мои губы.
Я впервые был в такой ситуации. Конечно, бывало, что женщины меня хотели, бывало, они набрасывались на меня, как только я вставал у них на пороге, не давая ни минуты, и мне, не скрою, это нравилось. Но никто еще не тащил меня в постель так откровенно при пропавшем муже и при убитом отце. Я был в шоке.
И я совершенно не представлял, как мне себя вести с ней. Дать пощечину? На каких основаниях? Я не жлоб, не ханжа и не святой. Трахнуть? Но ведь я некоторым образом и не скотина. Ужасно, просто ужасно, как все в этом мире относительно. Что же мне делать-то?
Как за мгновение до смерти человек вспоминает всю свою прошлую жизнь, так в эту секунду передо мной пронеслись все женщины, с кем я когда-то имел интимные отношения: от первого почти невинного поцелуя до самого разнузданного секса с одной очень экстравагантной… Впрочем, зачем вспоминать?..
Постель была разобрана. Внезапно я понял, что Зеркаловой был нужен вовсе не секс — ей была необходима зашита. В одночасье она лишилась двух надежных опор — отца и мужа. В ее понимании секс со мной вовсе не был никакой изменой. Она искала защиту и видела ее во мне. Ну что ж. Я дам ей ее. Или хотя бы ее иллюзию.
Мы сели на кровать, и я крепко прижал ее к себе, гладя по волосам. Она прижалась ко мне всем телом и жадно впитывала в себя мой голос, мои слова:
— Ну что ты, Танюша… Ну что ты, глупая… Не волнуйся. Все будет хорошо. Все будет хорошо.
Она плакала, и кивала, и снова плакала, и ни чего не говорила, а я нес и нес эту убаюкивающую чушь и сам верил во все, что говорил.
Внезапно она вскинула голову, пристально посмотрела мне в глаза, и я с ужасом понял, что произойдет в следующие минуты. И не ошибся.
Хриплым голосом она потребовала:
— Поцелуй меня.
Я наклонился к ней и нежно поцеловал в краешек губ.
— Поцелуй меня по-настоящему! — настойчивее повторила она.
И, обхватив обеими руками мою голову, она изо всех сил прижалась к моим губам, словно боясь, что я вскочу и побегу куда глаза глядят. Но я никуда бы уже не побежал. Я был сломлен и готов на все.
Совершенно непроизвольно рука моя скользнула по ее груди, и она так отчаянно застонала, что у меня отпали всякие сомнения: я не знал, изменит ли она мужу, но вот что я изменю Ирине — это однозначно, как говорит один из кандидатов в Президенты.
Единственное, что меня утешало в этой ситуации, — то, что изменял я Ирине не впервые. Это прощало в моих глазах неистовую в эту минуту Таню Зеркалову.
Впрочем, не только это прощало. Все прощало. Давно я не видел такой страсти. Давно я сам не был охвачен страстью. Давно мне не было так хорошо.
И так грустно… Но как бы мне ни было грустно, в следующую ночь я снова пришел сюда.
Глава 8
РУССКИЕ И ЧЕЧЕНЦЫ
Было уже начало двенадцатого, когда Аничкин вернулся обратно на Лубянку. Бесконечные коридоры Главного управления были на удивление пустыми, только одинокие дежурные, как сфинксы, сидели за своими столиками, внимательно вглядываясь в пустоту. Конечно, кое-где были установлены автоматические телекамеры, но руководство больше доверяло человеческим глазам. И кроме того, никто бы не решился отменять много лет назад заведенные порядки. Это было не в здешних традициях.
Вообще-то Аничкину не были свойственны мистические наклонности. Но, проходя иной раз по мрачным коридорам, он явственно слышал негромкие разговоры, шаркающие звуки шагов и сдавленные крики. Хотя какие, к черту, шаркающие звуки, когда его собственные шаги моментально глохли из-за плотных ковровых дорожек, которыми были устланы полы, и толстых фанерных листов, покрывающих стены. И все-таки какие-то странные звуки доносились до Аничкина и на этот раз. Может, это от сильной концентрации тайн, интриг и заговоров на квадратный метр площади?
«Интересно, а дежурные слышат что-нибудь?» — подумал Аничкин, проходя мимо вытянувшегося по стойке смирно сержанта охраны. Лицо того не выражало ровным счетом ничего, а взгляд, казалось, смотрел куда-то сквозь Аничкина.
Володя остановился рядом с охранником. Тот еще больше выпятил грудь.
— Скажите, сержант, вы сейчас ничего не слышали?
— Нет, товарищ полковник, — четко отбарабанил охранник, как будто весь вечер ожидал именно этого вопроса.
— А шаги?
— Так точно, слышал.
У Аничкина екнуло сердце. «Значит, это не почудилось?»
— Давно?
— Только что. Ваши шаги, товарищ полковник.
