Незадолго до этого Вадим Николаевич уже начал всесторонне прощупывать рынок. И теперь, прикинув в уме возможную прибыль, тотчас бросился обрабатывать Пашку.
«Тушенка, говоришь? — невозмутимо повторил тот. — Ну-ну… И сколько же тебе надо?»
«Пятьдесят! — с готовностью выпалил Ступишин. — Старик, дело верное. Я проверял. Можно наварить еще столько же. Если все будет хоккей — половина тебе. Ну, решай скорее!»
«Ишь как тебя разобрало, — усмехнулся Литвинов. И холодно добавил: — Денег таких у меня сейчас нет. Если только связаться с партнерами… Но им нужны особые гарантии».
«Квартира пойдет?»
«Остынь. Им твоя конура до лампочки. За нее даже половины не дадут. Я же сказал, им нужны особые гарантии».
«Что значит особые?» — насторожился Ступишин.
«Жизнь», — невозмутимо ответил Пашка.
Тут Вадим Николаевич наконец услышал безответно взывавший к нему внутренний голос: «ОСТАНОВИСЬ!» И уже, правда, готов был остановиться. Но, представив, что на прибыль от этой сделки он мог бы переехать из своей проклятой конуры в новую квартиру, напрочь потерял голову.
«Мою жизнь?» — глухо спросил он.
«Твою, — кивнул Пашка, — или кого-нибудь из твоих. Хотя бы сына… Так что ты подумай, старик. Хорошо подумай».
Думал Вадим Николаевич ровно пять минут. Но эти пять минут стоили ему полжизни.
«Согласен», — не своим голосом ответил он.
«Тогда пиши бумагу, — вздохнул Литвинов. — Я, такой-сякой, гарантирую жизнью…»
Ближе к вечеру он привез Ступишину «дипломат» с бабками. Ровно пятьдесят тысяч «зеленых». Но прежде чем его отдать, спросил еще раз:
— Ты хорошо подумал?
Вадим Николаевич не ответил. Молча взял у друга «дипломат» и дрожащими руками принялся пересчитывать деньги…
Сделка произошла на следующее утро. Первым делом хозяева заморского товара проводили новоявленного бизнесмена на склад, где без обмана предъявили ему упомянутую партию тушенки. Еще раз убедившись, что он имеет дело с надежными людьми, Ступишин с легким сердцем отправился в расположенную неподалеку контору, чтобы оформить необходимые бумаги и расплатиться. На все про все ушло буквально несколько минут. Наконец, выложив наличными пятьдесят тысяч баксов, Вадим Николаевич поспешил обратно на склад, забирать товар. (Транспортные расходы также входили в стоимость контракта.)
И тут произошло невероятное. Выяснилось, что злополучная тушенка на самом деле принадлежит совершенно другой фирме, а люди, получившие деньги, просто самозванцы, которых здесь никто не знает. Незадачливого бизнесмена едва не хватил удар. Не чуя под собою ног он бросился за разъяснениями в контору. Но и там его ожидало разочарование: контора тоже была чужая. А насчет так называемых продавцов ему заявили просто: «Мало ли кто здесь шляется…»
Поняв, что его просто-напросто «кинули», Вадим Николаевич на время потерял дар речи. Затем, опомнившись, бросился звонить посреднику-торгашу. Но того, разумеется, уже и след простыл…
Это была катастрофа.
В такой ситуации проще всего было, наверное, самому наложить на себя руки. И немедленно. И тут Ступишин с ужасом вспомнил, что гарантией возврата денег была не только его собственная жизнь, но и жизни его близких!
Телефонный разговор с Литвиновым оказался коротким.
«Обломилось, значит… Ну-ну, я тебя предупреждал. Теперь уже поздно».
«И что ж теперь?» — помертвевшими губами произнес Вадим Николаевич.
«Платить надо, старик. Как договаривались».
«Слушай, а нельзя ли договориться об отсрочке? Я найду эти деньги. Умоляю — дай мне последний шанс!»
«У тебя нет шансов, — холодно отрезал Пашка. — Впрочем, один вариант есть. Так и быть, приезжай завтра в офис. Там и поговорим».
А потом это «завтра» настало…
Турецкого разбудил какой-то резкий звук. Тяжело оторвав голову от подушки, он спросонья огляделся, поднес к глазам лежавшие в изголовье постели наручные часы и не сразу сообразил, что едва не проспал. Самочувствие было, мягко выражаясь, паршивое. И виною тому была не столько выпитая им вчера пустяковая бутылка водки, сколько напряжение и неудачи последних дней. А ведь у него сегодня, между прочим, был день рождения…
Звук повторился — нетерпеливый и настойчивый. Машинально сняв телефонную трубку, Турецкий глухо произнес: «Слушаю». Но ответом ему была мертвая тишина. Очевидно, ложась спать, он просто вырубил телефон.
Наконец ему стало окончательно ясно, что звонят в дверь. И похоже, звонивший не собирался уходить.
Неохотно выбравшись из постели, Турецкий поспешно натянул тренировочный костюм и направился в прихожую. Даже не глянув в дверной глазок, открыл дверь и остолбенел. На пороге стоял респектабельный немолодой мужчина. Одетый с иголочки, как умеют одеваться лишь настоящие иностранцы, незнакомец держал в одной руке бутылку виски, в другой — роскошный букет цветов и при этом ослепительно улыбался.
— Сашка! — неожиданно воскликнул он. — Турецкий! Ты что, елки-палки, неужто не узнаешь?!
Недоверчиво глядя на гостя, Александр Борисович поначалу действительно его не узнал. А затем поймал себя на мысли, что это, наверное, ему снится.
— Борька… Немировский?! — ошеломленно произнес он. — Не может быть… Да откуда ты взялся?!
— Как откуда, из Нью-Йорка! Ты что, забыл?! Ах, ты!..
Старые друзья радостно обнялись. И по старинке изрядно намяли друг другу бока.
Это было невероятно. Если бы накануне Турецкому сказали, что наутро его ждет такой сюрприз, он бы наверняка не поверил. Ведь Немировский отвалил в Штаты вскоре после окончания юрфака. И с тех пор, кроме нескольких коротких писем, они почти ничего не знали друг о друге.
— Сашка!
— Борька!
Радость была такой, что оба долго не могли прийти в себя. Затем, наконец, вошли в квартиру и засыпали друг друга вопросами.
Оказалось, Немировский давно продал свое фотоателье на Брайтон-бич и занимается бизнесом. Успел сколотить приличный капитал. Обзавелся собственным домом в пригороде Нью-Йорка, несколькими машинами и небольшой яхтой. Словом, явно добился успеха в осуществлении пресловутой американской мечты. Иначе, впрочем, и быть не могло — недаром ведь отец у него был настоящий одесский еврей.
В Москву он прилетел накануне по делам своей фирмы, решив, что пора расширять бизнес с российскими партнерами. И наутро первым делом отправился навестить старого друга.
— Ведь ты сегодня именинник, Сашка! Я помню — все помню! Сколько же тебе стукнуло? Неужели сорок?!
— Тридцать девять, — уточнил Александр Борисович.
— Так чего мы ждем? Давай скорее посуду!
Вскоре друзья уже сидели на кухне. Открыв яркую бутылку знаменитого виски «Джим Бим», Немировский аккуратно наполнил изящные рюмки и на американский манер громко и торжественно затянул:
