отпрянула, а под потолком зазвенело изумленное эхо. Затем, постепенно остывая, холодно приказал: — Лучше приготовь что-нибудь. Я сутки не ел…
Глотая слезы, жена поспешила на кухню. А Вадим Николаевич, шатаясь, вошел в свою комнату, постоял, недоуменно озираясь, будто соображая, куда это он попал. Потом охватил голову руками и опустошенно опустился на диван.
Что он мог ей рассказать? И вообще — разве об этом можно спокойно рассказывать?! Нет, лучше бы они его просто убили…
Через полчаса, когда Наташа с заплаканным лицом молча появилась на пороге, он все так же опустошенно сидел, охватив голову руками. На конец, ощутив ее присутствие, Ступишин устало поднял голову, увидел жену и со вздохом пошел на кухню.
Проглотив ложку салата из помидоров, он внезапно ощутил головокружение и понял, что есть не хотелось. А хотелось только одного — уснуть и не проснуться. Провалиться в беспамятное небытие и все забыть. Все…
Жена за его спиной машинально тюкала ножом по разделочной доске. На сковородке шкворчало растопленное масло. Пахло гороховым супом. Его любимым. Но Вадиму Николаевичу было все безразлично.
В монотонном стуке ножа начались перебои. Послышалось всхлипывание. Роняя слезы, Наташа дрожащим голосом произнесла:
— Послушай, Вадим, это жестоко… Бесчеловечно… Ты не можешь так со мной обращаться… Если ты не хочешь рассказать мне о своей работе, не надо. Но объясни хотя бы, что за нужда была так срочно отправлять Альку в этот лагерь? И почему мне нельзя его там навестить? Я мать, в конце концов, и имею право знать правду…
Сердце Вадима Николаевича внезапно сжалось от мучительной боли и жалости к ней. К самому себе. От леденящего страха за будущее их единственного, горячо любимого сына. Оставив ложку, он поднялся. Подошел к жене. Нежно обнял ее. И, закрыв глаза, положил голову ей на плечо.
— Прости, родная, — голос его дрогнул. — Не волнуйся, все будет хорошо. Вот увидишь…
Тело ее обмякло в его руках. Бросив нож, Наташа закрыла лицо руками.
— Ты меня убиваешь, — произнесла она сквозь слезы. — Убиваешь…
Вадим Николаевич мягко развернул жену к себе и заглянул в ее измученное лицо. Он уже почти готов был все ей рассказать, разделить с нею, единственным родным ему человеком, эту непосильную тяжесть. Но тут взгляд его случайно упал на разделочную доску, где в кровавой луже лежали влажные куски нарезанной ломтиками говяжьей печенки. Дыхание у него перехватило. К горлу подступила тошнота. Оттолкнув жену, Вадим Николаевич сломя голову бросился в туалет, где его невыносимо долго выворачивало наизнанку…
За кухонным столом, уронив голову на руки, безнадежно и горько рыдала Наташа.
Грязнов, разумеется, сразу все понял. Слишком хорошо он знал Турецкого и присущие ему рыцарские порывы в отношении прекрасных дам. А эта девушка… Да что тут говорить: с первого взгляда Вячеславу Ивановичу стало ясно, что ради нее стоило рисковать жизнью.
— Вот оно, значит, как, — насупившись, кивнул Грязнов, выслушав краткий рассказ старого друга. — Любопытное дельце… А у меня, между прочим, есть для тебя сюрприз. — Взяв со стола одну из фотографий, он протянул ее Турецкому.
— Откуда у тебя это? — удивился Александр Борисович.
— Сегодня утром брали двух молодцов Захара. «Криминального авторитета в белых перчатках». Ну, ты о нем слышал. — Турецкий кивнул. — При задержании один неожиданно выбросился из окна. При нем и нашли…
— Это же из моего личного дела! — взволнованно произнесла Рита, заглянув Турецкому через плечо. — То есть, я хотела сказать, из отдела кадров. Я принесла ее, когда устраивалась на работу в ночной клуб! Мне ее сделал один знакомый фотограф.
Грязнов и Турецкий многозначительно переглянулись.
— Знаешь, старик. — Нахмурился Вячеслав Иванович. — Я уже давно собирался основательно прошерстить эту вытрезвительную малину. А теперь, похоже, у меня появился великолепный повод побеседовать с Захаром по душам.
— Это не Захар контролирует ночной клуб «Саломея» на Сретенке? — спросил Александр Борисович.
— Вроде он.
— Тогда не исключено, что именно он причастен к убийству Никулиной и покушению на Риту! А это значит, что мне тоже надо срочно с ним побеседовать по моему делу…
— Может, ты наконец мне обо всем расскажешь? — недовольно заметил Грязнов.
— Я для этого и пришел.
Тем временем Рита подошла к столу и принялась разглядывать лежавшие там фотоснимки из оперативной сводки. Вдруг девушка ахнула и схватила Турецкого за руку.
— Саша! Я узнала их — это они! Те двое, которые пытались меня убить!
Друзья тоже склонились над столом.
— А, это из Капотни, — пояснил Грязнов. — Ребята из нашей опергруппы нашли их сегодня ночью. Похоже на обычную бандитскую разборку… Вы уверены, барышня?
— Конечно! — подтвердила Рита.
— Это меняет дело… А что скажет наш главный советник по версиям?
Турецкий сосредоточенно изучал оба снимка.
— Ну-ка, вызови сюда этих ребят.
Спустя несколько минут в кабинет заместителя начальника МУРа вошли изрядно помятые после бессонной ночи оперативники из дежурной группы, обнаружившей трупы, и пожилой судмедэксперт.
— Я сразу подумал: тут дело нечисто, — пояснил он. — Вот, обратите внимание: один был убит выстрелом в голову. А второй получил пулю из обреза. Но гораздо раньше. Его, судя по всему, туда уже мертвым привезли…
— Уверен, Степаныч? — спросил Грязнов. Судмедэксперт развел руками.
— Обижаешь, начальник.
— При убитых нашли что-нибудь?
— Ничего, — покачал головой старший оперуполномоченный. — С одного мародеры даже ботинки успели снять.
— Если ты насчет фотографии, — заметил Турецкий, то им она была ни к чему. Ведь они знали Риту в лицо. А тот, кто побывал у нее на квартире и убил Никулину, не знал. Смекаешь?
— А как же!
— Что еще обнаружено на месте происшествия? — обратился к оперативникам новоиспеченный прокурор.
— Обнаружены пуля и гильза от пистолета ТТ. А также следы автомобиля иностранного производства. Марку мы установили: это был джип «чероки».
Турецкий взволнованно щелкнул пальцами.
— Все сходится!
— Что? — удивился Грязнов.
— Сейчас расскажу. Дай подумать…
— Спасибо, братцы, можете катиться по домам, — отпустил Вячеслав Иванович своих орлов.
Оперативники ушли.
— Значит, ты полагаешь, их убрали потому, что они завалили дело? — предположил Грязнов.
— Несомненно. Вдобавок устроили перестрелку на Сретенке, где один из них был ранен из обреза. Рита это видела. — И он вкратце повторил другу рассказ девушки.
— Но почему же тогда убили эту, как ее, Никулину?
— Возможно, по ошибке. Но скорее всего — как свидетеля. Если, конечно, это вообще дело рук того захаровского молодца, который выбросился из окна…
