еще ничего худого не сделал, но он увидит...
– Войну ему, что ли, объявите? – усмехнулся Климов, но Реваз не принял шутку, нахмурился сердито. – Вот есть у меня сведения, что вы хотели два ресторана забрать себе – суворовский и кутузовский, но якобы у вас обломилось, «крыша» у них сильнее вашей оказалась, и поэтому вы готовы предпринять все, чтобы наказать конкурентов. А Морозов, получается, на них работал и, значит, против вас.
Реваз вскинулся, но Климов остановил его мягким движением ладони:
– Нет, вы не поняли, я вас не подозреваю, я разобраться хочу. Вот их «крышует» милиция, вас, вероятно, тоже. И выходит, что вас много, а милиция – одна. И она с вас кормится. И ей выгодно, чтобы вы все время ссорились, не так?
– Слушай, ты умный мужик! Очень правильно понимаешь... Может, менты замочили? Чтоб потом на кого-то из нас показать, а?.. Слушай, давай покушаем!
– Да не могу уже, спасибо. У Петра пообедал.
– Э-э, обижаешь! Разве он может накормить? Никакого сравнения, слушай! Ну разреши нэжный шашлык скажу?
– Ну скажи, – не выдержал Климов. И не пожалел, когда принесли такую вкуснятину, которой он никогда не ел.
Реваз что-то прокричал по-грузински, и те его «мальчики», которые хамили Климову, теперь подобострастно исполняли указание хозяина. А разговор продолжился. Реваз стал жаловаться, как местные чиновники совершенно не дают развиваться, взятки требуют. Про торговые точки свои стал рассказывать, которые автомобилистов, особенно дальнобойщиков, на Кольце обслуживают. О том, что если бы ему только не мешали, а «помогать» не надо, он бы всю торговлю по Кольцу на такой высокий уровень поднял, что в других странах позавидовали бы. Словом, он развивал свои планы, найдя в Климове хорошего слушателя, и Сергей убедился в конечном счете, что никакого дела Ревазу не было до каких-то телевизионных проблем и склок. Все его интересы лежали в совершенно иной плоскости. Он, кстати, сожалел, что не забрал под себя – а ведь большие бабки предлагал! – бизнес тех же Суворова с Кутузовым. Один хороший хозяин нужен, тогда и порядок будет. Даже Сталина вспомнил, к слову. Вот ведь какие образованные нынче уголовные авторитеты пошли!
Уходил Климов, уверенный, что убийц Морозова искать здесь – пустое дело. Но он все равно решил обговорить свои соображения с оперативниками МУРа, у этих ребят наверняка имелись и свои собственные подходы, и чего ему не удалось узнать, могли выяснить они. Но это уже завтра. Надо бы успеть за Маринкой заехать – а это другой конец Москвы. Позвонить ей он решил из машины.
Но больше всего его смешило то, что, когда закончили легкий обед с безалкогольным вином – вкусным и безопасным, Реваз приказал принести целую сковородку приготовленных в каком-то вкуснейшем соусе с орехами и острыми приправами петушиные гребешки. Вот тут, с истинно кавказским восторгом, Реваз заявил, что настоящий мужчина должен обязательно съесть это блюдо. Тогда у него появится такая сумасшедшая потенция, которая ему даже не снилась! А что потом скажет женщина! О-о! Это невозможно представить!
Насчет потенции – это было очень интересно, хотя Климов не мог на себя пожаловаться, да, впрочем, и Маринка, кажется, тоже. Но наверняка не помешает!
Окончательно успокоенный Реваз проводил следователя до дверей и еще раз извинился за своих дураков. Ну как можно было допустить, чтоб такой хороший разговор не состоялся? И он пригласил Климова приходить сюда, и самого, и с друзьями, при этом настоящее кавказское гостеприимство гарантировалось.
Оно, конечно, так, но лучше не надо, решил про себя Климов.
А в последовательность событий последнего дня Леонида Морозова, которые со скрупулезной точностью фиксировал для себя Климов, он не стал вставлять казавшийся вполне возможным визит журналиста к сопернику Суворова – Ревазу Батурии. Искать надо было в другом месте. Может, у кредитора? Но кто он? Неужели это было «страшной тайной» Морозова и он никому ни разу об этом не обмолвился? Но ведь знают же! Тогда откуда?
Его появления на студии в Останкино становились, похоже, регулярными, словно приходы на работу. И, кстати, Марина, видимо, тоже стала привыкать к тому, что внизу, на контроле, ее ожидает рослый мужчина с могучими усами, похожий на бравого телохранителя.
«Телохранитель... Хранитель тела... Но не охранник, а славный мужик, помогающий телу сохранить свою молодость и живость... Здорово, между прочим, помогающий... – Так забавлялась Марина „словотворчеством“, как она это называла, спускаясь в лифте на первый этаж. – А может, хранитель не тела, а души? Душехранитель? Нет, звучит некрасиво. А слово, которое некрасиво звучит, не может отражать правду... И в этом есть великое таинство языка, как это ни странно...»
Он стоял на привычном уже месте – высокий, плечистый, черноволосый, – у огромной стеклянной стены, и глядел на улицу.
– Милый... – тронула она Климова за плечо, и тот резко обернулся: в глазах его вспыхнул азарт, усы встопорщились, и Марина засмеялась: – Ты сейчас похож на огромного котяру, который увидал лакомую мышь и уже прикинул, как он ее будет...
– Употреблять? – подсказал Климов, смутив бедную девушку. – Вот интересно! А чего ты-то краснеешь? Чего я не так сказал?
– Нет, я все-таки не встречала таких наглых котов... – Марина вздохнула глубоко и смешно оскалилась, согнув при этом пальцы когтями: – Которых так и хочется погладить... против шерстки... ух! Чтоб электричество затрещало!
– Ну ты, мать, садистка, – радостно прошептал Климов. – А у меня есть новость.
– А у меня тоже. Даже две. Хорошая и не очень...
– А-а, понятно, – посерьезнел Климов. – Все бизоны сдохли, остался один навоз. Но навозу – много, так?
– Нет, мой дорогой! – хитро улыбнулась она и на мотив «Подмосковных вечеров» пропела: – Обна-ру- жился кре-ди-тор... та-та-та!
– Ты – золото! А я узнал, где ваш Ленечка пользовался услугами симпатичных девочек и брал «бабульки», каково?
– Значит, все-таки брал? – как-то скисла Марина. – Девки-то, черт с ними...
– Не расстраивайся, поедем-ка лучше домой... Куда сегодня желаешь? К тебе? Ко мне?
– А какая программа?
– Буду тебя кормить и разговаривать, а потом мы долго не будем разговаривать, а потом... Потом я чего-нибудь придумаю такое, чтоб тебе было интересно, но не утомительно. А совсем уже потом...
– А потом – суп с котом. Едем к тебе. Я терпеть не могу у себя мыть посуду, а у тебя, думаю, буду это делать даже с удовольствием... А разговаривать, между прочим, можно и в машине, – многозначительно сказала она.
– Я понял. Это был весьма прозрачный намек на то, что все деловые вопросы должны остаться в машине?
– Именно так. У меня нет ни малейшего желания обсуждать грешную жизнь Морозова, лежа в твоих объятиях. Это – на будущее. И чтоб ты больше не считал, что нам с тобой не о чем говорить, милый.
– Кошечка показывает коготки... – засмеялся Климов. – А что, мне нравится!
Когда они сели в машину и Марина обернулась, чтобы кинуть свою сумочку с неразлучным целлофановым пакетом на заднее сиденье, она увидела лежащий там большой сверток.
– Батюшки, а это что? Как вы их называете – вещдоки?
– Дело в том, что по долгу службы и против собственной воли, естественно, я вынужден был дважды пообедать сегодня у двух непримиримых соперников и противников, с которыми работал твой подопечный журналист. Но я посчитал, что это было бы в высшей степени несправедливо, если бы и ты, хотя бы частично, не разделила мое вынужденное пиршество. Вот и заехал на рынок, тут, неподалеку. Буду угощать тебя таким мясом, которого ты отродясь не едала. По-нашему, по-донскому, по-казачьему. Так что готовься морально. А теперь к делу...
