– Почему? – не понял Климов, и усы его смешно встопорщились.
– А потому что воля вольная для женщины – это не ее сила, а твоя слабость.
– Вы что, мусульманин?
– С чего ты взял? Я просто так думаю. И могу привести сотни, если не тысячи примеров... Ладно, езжай. Я позже переговорю с Нижним, а с утра мы сделаем ход конем...
«Они сами были виноваты, – скажет позже Грязнов. – Сидели б тихо, как мыши, мы бы тоже полегоньку занимались сбором улик. И как бы еще дело повернулось, неизвестно. Так нет же, обострения захотели...»
Очередную запись разговора Рутыча с Зоей по сотовой связи Игорь Петухов, которого сменил Женя Гуляев, привез Вячеславу Ивановичу около десяти вечера. В половине одиннадцатого Грязнов позвонил Сане в Нижний. Тот ответил, что тоже прослушал разговор и предложил начать операцию одновременно, с двух концов. Но только надо обязательно созвониться с Костей, чтоб потом не вышло накладки с информацией руководства Генпрокуратуры. Ну то есть соблюсти определенный пиетет, как это положено.
В одиннадцать Вячеславу позвонила Илона, она же – Ирина Владимировна Мерзлякова, которую и Грязнов, и Турецкий знали как Соколовскую. Но что не сделает, куда не повернет вдруг судьба тайного агента, даже если это – прекрасная женщина!.. И спустя полчаса Вячеслав Иванович спустился в подъезд и вышел на улицу, чтобы встретить подъехавшую на такси Илону, а заодно проверить, нет ли за ней «хвоста». Недаром же говорится, что береженого Бог бережет.
Ночная улица была пустынна. Грязнов встретил подъезжающую машину, помог Илоне выбраться из салона и спросил, сколько надо дать водителю?
– За пятьсот договорилась, – небрежно бросила она.
Грязнов обошел машину и протянул в открытое окно пятьсот рублей. Водитель взял, кивнул и уехал. Грязнов вернулся на тротуар, подхватил женщину под руку и повел во двор. Все молча. И только когда они вошли в квартиру и вспыхнул свет в прихожей, Вячеслав взял ее за плечи и развернул лицом к себе. Посмотрел и так, и этак, она тоже разглядывала его, чуть склонив голову к правому плечу – очень характерно для нее, – наконец одновременно засмеялись.
– А ты практически не изменилась, душа моя, – заметил Вячеслав.
– Ах, Слава, если б ты знал, сколько воды утекло... К сожалению, не могу сказать того же о тебе, дорогой мой. Все по-прежнему? Женщины в доме нет?
– Да теперь уж поздно...
– Странные вы ребятки, раньше – рано, теперь – поздно. Тогда целуй уж. Чего ждешь? По глазам же вижу! – радостно засмеялась она.
– Погоди, это ты кого имеешь в виду – во множественном-то числе? – ревниво спросил Грязнов, помогая ей снять верхнюю одежду и одновременно обнимая ее.
– Это я – вообще, – вздохнула Илона и принялась снимать теплые сапожки. – Тапки дашь?
– И халат, – кивнул Грязнов.
– Ну, Слава, – засмеялась она, – как был хулиганом, так им и остался. И очень это хорошо! – Она взяла его за щеки и чмокнула в нос. – Хочешь халат? Давай халат. Только я пойду в ванную, переоденусь...
Они сидели за столом на кухне по-домашнему, почти как муж и жена. А ведь когда-то могли... Да что-то не сложилось. Собственно, что именно не сложилось, очень даже понятно: работа развела в разные стороны...
Однажды это как раз и случилось, где-то около пяти лет назад, когда Илона по просьбе Славки действительно спасла Сашу Турецкого от рокового шага – тот едва не пустил себе пулю в висок. Ну так сложились обстоятельства, большая беда крылом, что называется, взмахнула и чуть не задела «важняка». И то была не игра, не рулетка, он и пустил бы, если бы пуля оказалась в патроне. Но ее там не было, потому что Илона ухитрилась ловко подменить у него пистолет, и, когда Саша нажал на курок, боек только сухо щелкнул. Они с тех пор не виделись. А у Илоны, как чуть позже понял Грязнов, словно что-то тоже треснуло внутри. Не сломалась она, нет, но... что-то в ней изменилось. Короче, он сам предложил ей поставить крест на прошлом, так как знал, какая жестокая, вынужденная каторга – эта проклятая агентурная работа. Пожалел, потому что очень она ему нравилась. Красивая, умная женщина, надо же когда-то ей и о себе подумать, судьбу устроить?.. Словом, отпустил птицу на волю, сам ни на что уже не рассчитывая... И вот снова увидел, потому что угадал ее в рассказе Климова.
Грязнов поймал себя на том, что суетится, ухаживая за дамой, облаченной в его махровый халат, словно за самым близким и желанным человеком. А она с улыбкой продолжала рассматривать его.
– Слава, – остановила она наконец его суетню, – сядь, отдохни и объясни мне, что тебе нужно? Чего сегодня у нас делал твой бравый, усатый сыщик? Смотрел он, во всяком случае, на меня, как на сдобную булочку, вот как эта. – Она подцепила вилкой кусочек и поднесла ко рту, закусывая очередной глоток вина.
Грязнов захохотал.
– Учти, и это при том, что он по уши влюблен в одну вполне симпатичную дамочку! Ты представляешь, какой жуткой силищей владеешь?
– Ах, Славушка... да если б я в самом деле владела, разве я сидела бы здесь и сейчас в твоем купальном халате? Оставим это. Ты хочешь, как я поняла, что-то знать про «Гармонию»? А цель?
– Скажу всю правду. Подозреваем, что ваш Рутыч принимал участие в подготовке убийства одного известного телевизионного журналиста. Его фамилия – Морозов. Убит двумя выстрелами из «макарова» за полтора часа до нынешнего Нового года. На пустой улице, неподалеку, кстати, отсюда, в собственном автомобиле. Его остановили и произвели два выстрела. Рутыч – одна из версий, к которой и я, и Саня склоняемся все больше. Ты можешь рассказать что-нибудь? И чтоб тебе эта информация абсолютно ничем не грозила?
– Я всего два месяца там. С Алиной – это наш гендиректор – познакомилась совершенно случайно в одном салоне... да ты помнишь наверняка, на Старом Арбате, у Софьи Романовны?
– А-а, ну конечно...
– Разговорились, пока мастер бегала к телефону. И я получила лестное приглашение. Платит прилично, особо не нагружает, но и в собственные архивы не допускает. А я и не лезу. Мне теперь – незачем.
– Архивы, значит, есть?
– А где их нет? Как им не быть? У нас два десятка сотрудников, у каждого персональный компьютер, все соединены в единую сеть, главный – у Алины. Но сегодня, после ухода твоего сыщика, Вадим зашел в кабинет Алины – он единственный, кому разрешено, – и основательно засел там. Я не думаю, чтобы он производил тотальную очистку, но чем черт не шутит? Вид был, во всяком случае, озабоченный. Когда я заглянула перед уходом, он был этим очень недоволен. Хотя на его противной физиономии, по-моему, вообще никакие чувства, кроме неприязни, не отражаются.
– И как же ты, такая красивая, умная?.. Извини, я повторяюсь...
– Валяй, мне все равно приятно!
– Ну как ты с ними ладишь-то? Я вот послушал Сережу и сразу усек: э-э, ребятки, а вы там не делом занимаетесь! Ох каким криминальным душком потянуло сразу! Тебе-то это надо?
– Меня устраивает уже то, что ко мне никто не лезет руками и платят приличные деньги. Уйти я всегда могу, меня никакие Алинины секреты не держат. А что я знаю, про то, ты понимаешь, никто не узнает. Может быть, кроме тебя. Ну еще одного человека... А как он... Саша? Не развелся?
– А ты ждала? – помолчав и сумрачно сдвинув брови, спросил Грязнов.
– Не то чтобы ждала, но, возможно, надеялась... Очень он мне запал тогда в душу... Наверное, зря вы с Денисом приставили меня к нему. Что-то тогда во мне словно сдвинулось.
– Я заметил... Но... Саню надо было спасать, и только ты одна могла это сделать на самом высшем уровне... Потому, я подумал, что и у нас с тобой как-то тоже ни черта не получилось...
– Вполне возможно. Значит, счастлив... Ну и дай ему Бог...
– Бог-то – Бог, да сам, говорят, не будь плох! Послушай, Илонка, а ведь складывается так, что нам придется тебя самую малость расшифровать...
